Охота на волков (Живым не брать)

Соболев Сергей Викторович

— Че я буду тебя бояться? — простуженным голосом проговорил нежданный визитер. — У меня «калаш» под рукой.

Дольникова быстро зацепила наметанным глазом самые интересные детали и подробности. К ней наведался вэвэшник, парнишка молодой, круглолицый, не успевший еще как следует заматереть и зарасти шерстью. Лет ему девятнадцать, вряд ли больше. Он наверняка из солдат срочной службы, из тех «рядовых-необученных», которых вопреки всем заявлениям продолжают снаряжать в Чечню в качестве пушечного мяса.

— Правильно, — одобрительно кивнула Дольникова. — Не надо меня бояться... Я что, на черта похожа? Нормальная женщина, как и все...

Она решила попытать счастья. Может, ей удастся установить доверительный контакт с этим молодым воином. Судя по облику и характерному говорку, он выходец из сельской местности. Или проживал до призыва в каком-нибудь захолустном городке. Именно вот такие, простые и бесхитростные ребята в своей основной массе попадают служить на Северный Кавказ — молодежь в крупных городах либо учится в соответствующих вузах, либо, оберегаемая и опекаемая близкими людьми, активно «косит» от призыва в армию.

— Лично я бы тебя шлепнул на раз, — заявил простуженный боец. — Будь только моя воля...

— Ничего себе, — переварив сказанное, с удивлением протянула Дольникова. — Ты, случаем, не бредишь? Если у тебя температура поднялась, то сходи прими пару таблеток аспирина! Что у вас здесь вообще за произвол творится? Где твой командир? Есть еще какое-нибудь начальство, кроме этих ваших контрактников?

— Не твое дело! А ты знаешь, что у нас делают с такими вот, как ты? С проклятыми чеченскими снайпершами? В расход, и все дела! И никакая прокуратура ничего не сделает! К стенке! Без суда и следствия! Тоже мне, «нормальная женщина»...

— Да откуда ты это взял? Почему судишь заранее, хотя не знаешь, кто я и почему оказалась здесь, в вашем вонючем застенке?!

Пока боец переваривал ее слова, Дольникова решила спросить о том, что ее больше всего в данную минуту интересовало:

— Где мой сын? С мальчиком все в порядке? И что вы собираетесь дальше делать?

— Я, кстати, ваши документы проверял. Ну тогда, как вас всех из «КамАЗов» попросили...

— Не тяни резину.

— У меня память знаешь какая? Дольникова... Анна Сергеевна. А мальчика, если, конечно, он и вправду ваш сынуля, кличут Иваном. Кроме справки, выданной вам на «блоке» возле Первомайского, других документов при вас не обнаружилось...

— Ну будь же ты человеком, солдат...

— С мальчишкой что случилось? Да ничего особенного... Укусил меня за руку, а пока я чухался, дал деру...

— Ты что, бил его? — встрепенулась Дольникова.

— Нет, зачем? Хотел отвести к нам в «дот», накормить пацана, а он, волчонок, цап меня за руку — и ходу... Я слышал, как наш «замок» на тебя орал... Что ты, в натуре, снайперша. Такие вот дела... Я вечером на часах стоял. А из вагончика слышно все, что там говорят. Пацаны наши спали, а я все слышал... Ребята утром спрашивают: как там, мол, снайперша? Шлепнули ее ночью или, может, сдали куда? Я плечами в ответ пожимаю — типа я не в курсе... А сам ночью видел, как двое, Длинный и Толян, тебя в этот недостроенный бункер потащили...

— Послушай... Как тебя, кстати, звать?

— Это еще зачем? На фига тебе мое имя?

— Ладно, забудь... Ты можешь позвать командира? У вас, кажется, на «блоке» здесь лейтенант командует?

— Глухой номер... Он сейчас того... Не-а, совершенно глухой номер, может, позже удастся с ним переговорить.

— Что, опять набрался? — вспомнив разговоры контрактников, высказала она вслух свою догадку. — Это плохо... А мой сын больше не появлялся у вас на объекте?

— Как не появлялся? — донесся сверху приглушенный сиплый голос. — Вот только с час назад возле самого шлагбаума отирался. «Замок» со своими корешами взяли «бэпэху» и погнали в село, значит, за водярой. Потому что Завидяй... Гм, это к делу не относится... Короче, как только они уехали по своим служебным надобностям, как тут же твой Иван нарисовался. Мы его хотели покормить, ну и вообще, что он будет беспризорничать?.. Но он в руки не дался. Положили ему сверток с колбасой и хлебом за «пунктир», он, значит, сцапал это дело и дал ходу в направлении лесопосадки, она до самой фермы тянется...

У Дольниковой при этом известии немного отлегло от сердца.

— "Замок" у нас строгий, — после паузы сказал солдат. — Про твоего пацана он сказал, что если тот будет крутиться возле «блока»... Гм... Короче, боится, что малец может ночью гранату на «блок» подбросить. Или еще какую-нибудь подлость совершит.

— Вот только не вздумайте! Я... не знаю, что я с вами тогда сделаю!

Дольникова мигом поднялась на ноги. В бессильной ярости пнула ногой «шконку». Как бы ей хотелось вырваться отсюда наружу! Опять болезненно заныло в груди, а следом пришло чувство безысходности.

Когда встала в полный рост, то выяснилось, что потолок в камере невысокий. Привстав на цыпочки или слегка подпрыгнув, она могла бы свободно коснуться пальцами прутьев решетки.

Ну и что из того? Чтобы поднять решетку, нужно вначале отпереть увесистый амбарный замок. У кого хранится ключ от замка? Понятно, у кого. У «замка».

Надо же, какой невеселый каламбурчик получается.

— Не ори! — шикнул на нее сверху боец. — Услышать могут! Если «замок» или его кореша вызнают, что я тут базарил с тобой, будет... полный амбец! А они могут в любой момент нарисоваться!

Дольникова горестно вздохнула. Уселась обратно на свои тюремные нары, пригорюнилась, обхватив голову руками.

На какое-то время повисла тишина, показалось даже, что визитер ушел, но вскоре сверху вновь донесся простуженный голос:

— Эй, снайперша... Анна Сергеевна! Слышь, че говорю!

— Что тебе еще надо?! Вали отсюда, сосунок! Чем ты лучше своего замкомвзвода? Ух, как вы мне все осточертели...

— Да ладно тебе... Я пропитание принес. Колбаса, хлеб, яблоки... А за сына не боись. Я его не трону. И пацаны наши в принципе нормальные, не гады какие-нибудь... «Деды», конечно, малость того, отмороженные... Держи «сухпай»! Если что-то останется, огрызки, к примеру, то на пол не бросай! Завернешь обратно в газету и передашь мне! Ну что же вы?! Ешьте давайте скорей! Если меня застукают за таким делом, то башку на раз открутят!

Анна решила, что объявлять голодовку в ее положении — дело не только бессмысленное, но глупое и даже вредное. К тому же этот простуженный боец, кажется, неплохой, в сущности, парнишка и уж точно не такой гад, как некоторые его сослуживцы.

Видя, что солдат изрядно нервничает и переживает, она в темпе перекусила, после чего сложила объедки в газетный лист, а сам сверток вложила в руку, которую парень просунул сквозь прутья решетки. Запила трапезу водой, затем передала полупустую пластиковую бутыль обратно «на волю».