Охота на волков
Шрифт:
Ребенок, которого Анна, пользуясь случаем, привела в более или менее божеский вид в транзитном лагере возле Первомайской, вновь принял свой прежний облик: чумазый, закутанный в бесчисленные одежки, типичное дитя войны.
– Иван, мы с тобой выберемся отсюда в любом случае, – сказала Анна. – Не сегодня, так завтра. Но надо все с умом сделать, понимаешь?
Опасливо оглядываясь по сторонам, они пересекли двор фермы, перебравшись в другой ее конец, туда, где раньше находился коровник, на месте которого теперь сохранилась лишь обгоревшая, в трещинах и провалах, приземистая каменная коробка без крыши
Отсюда хорошо просматривалась лента шоссе Ростов—Баку, которая в этом месте изгибалась почти под углом в девяносто градусов и дальше уходила на юго-запад. До границы с Ингушетией – рукой подать, но на трассе выставлены кордоны из милицейских подразделений. Значит, есть строгий контроль за передвижениями местного населения. Она была права. Действительно, всех подозрительных задерживали и отправляли для выяснения личности в ближайший населенный пункт, где функционировали временные отделы внутренних дел. Иногда сразу направляли в сельцо Чернокозово, в печально знаменитое СИЗО, откуда уже мало шансов выбраться целыми и невредимыми.
Встреча с милицией исключалась. У них с Иваном, во-первых, нет абсолютно никаких документов; во-вторых, у нее все еще не сошел синяк на правом плече. Если задержат, то могут опять заподозрить в ней снайпершу, наверняка подумают: раз она блондинка, то приехала из Прибалтики, убивать за чеченские баксы русских парней. В-третьих, из верхней одежды у нее только вэвэшный бушлат, в таком подозрительном виде ее точно «заметут» на первом же «блоке». Хотя, в принципе, если уж на то пошло, можно заменить бушлат одеялом, использовав его в качестве пончо.
В дополнение ко всему она не имела ни малейшего представления о том, на кого списали – или же намерены списать – подстреленных ею контрактников. Но если учитывать всю сумму связанных с данной историей обстоятельств и то еще, что отморозки держали ее в зиндане втайне от своих же сослуживцев, даже втайне от командира «блока», то весьма маловероятно, что расстрел контрактников приписывают именно ей, Дольниковой.
Анна ни словом не обмолвилась Ивану о своем «подвиге» – хороша мама, если она, не дрогнув душой и сердцем, замочила пару-тройку неприятных ей личностей!
Но Ваня ни о чем таком и расспрашивал.
По правде говоря, он вообще ни звука не издал, предпочитал играть в молчанку. Анна не раз и не два пыталась разговорить мальчишку; и так пробовала к нему подойти и этак, порой ей даже казалось, что он хочет что-то сказать, вот-вот…
Он даже губами шевелил, еще мгновение, кажется, и…
Но Иван так и не заговорил. Комплекс Маугли?..
От ее наблюдательного пункта до трассы – не более сотни метров. Сейчас, когда деревья и кустарники стоят без листвы, отсюда, из развалин фермы, просматривался также и тот участок шоссе, где расположен злополучный блокпост внутренних войск. Не сказать, чтобы движение в этот день было слишком оживленным. Но и безлюдной трассу тоже не назовешь – в обе стороны периодически проезжал разнообразный транспорт: грузовики и бронемашины, автобусы с беженцами и частный легковой транспорт.
Дольникова наблюдала за транспортным потоком не из праздного любопытства. И даже не для того, чтобы тормознуть кого-нибудь из местных и попросить подбросить до следующего «блока». У нее были другие цели.
Ей было доподлинно известно: почти ежедневно по этой трассе перемещается транспорт, приписанный к миссии «Красного Креста» в Слепцовской. Иногда это грузовик с соответствующей эмблемой на бортах, иногда микроавтобус, а бывает, что из Ингушетии в Чечню выезжают сразу две машины миссии, нагруженные медикаментами и «гуманитаркой».
До того как попасть в Джохар (как она там оказалась, каким ветром Дольникову занесло в «город-призрак» – это отдельная история), Анна около месяца на добровольных началах работала в слепцовском филиале этой гуманитарной организации. Поэтому хорошо знала людей, осуществляющих гуманитарные перевозки. Соответственно, и эти люди ее знали, и в случае необходимости они не отказались бы помочь ей в трудной ситуации, например, доставить в ту же Слепцовскую или подтвердить, что она именно Анна Дольникова.
Поэтому Анна и высматривала на шоссе знакомый транспорт, приписанный к открытым в Ингушетии миссиям МККК [11] или УВКБ [12] – эти тоже периодически снаряжали конвои с гуманитарными грузами. Задумка очень простая: как только к блокпосту с востока подъедут машины с соответствующими отличительными знаками, они вдвоем с Иваном выдвинутся поближе к дорожному полотну, а потом, когда поравняются с ними – со стороны «блока» их тогда не смогут заметить, – тут же «голоснут».
11
МККК – Международный комитет Красного Креста.
12
УВКБ – Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (на территории Ингушетии действует его Европейское бюро).
Ну а дальше – как повезет.
…Они наблюдали за обстановкой на трассе около часа, а затем события приняли совершенно неожиданный поворот.
По шоссе, миновав «блок», ехал раскрашенный в камуфляжный цвет джип в сопровождении БТР-80. Навстречу же катил армейский «уазик», за которым следовал «КамАЗ».
Однако машины не разминулись, а почему-то стали притормаживать. А потом и вовсе застыли на ленте шоссе, аккурат напротив развалин молочной фермы.
Анна сначала наблюдала за ними через пролом в стене. Затем, чтобы ее не заметили со стороны шоссе, переменила позицию: обнаружив узкую щель, согнулась и стала следить за развитием событий.
Неожиданно Иван дернул ее за рукав бушлата. И тотчас же изобразил пальцами бегущего человечка – надо, мол, бежать, пока не поздно, или спрятаться хорошенько.
Дольникова же, наоборот, полагала, что им следует оставаться на месте: если они попытаются спрятаться, их могут обнаружить – ведь придется пересекать двор. Поэтому лучше дождаться, когда машины разъедутся в разные стороны.
Анна вновь приникла к щели. Две армейские машины стояли бок о бок. Видимо, встретились знакомые и решили переговорить накоротке. Потому и тормознули. Но что это…