Охота обреченного волка
Шрифт:
Малыш всю жизнь, сколько я его помню, мечтал накачать себе стальные бицепсы и стать полицейским.
– А как мама?
– У неё все хорошо. Ты слышал, она снова вышла замуж?
– Да-да, слышал, конечно. Сразу после войны, за какого-то чайника, который работал с ней на авиационном заводе. Надеюсь, она с ним счастлива. Дот со мной жилось не сладко.
– Мама тебя никогда не понимала, - сказал Лоуренс. Голос у него был глубокий и красивый и, прсмотревшись к его глазам, можно было сразу понять, что он уже давно не мальчишка, а мужчина.
– Марти, извини что я
– Я никогда не ложусь раньше трех-четырех утра. В последнее время я ел какую-то дрянь и у меня что-то нелады с пищеварением. Желудок болит, заснуть не могу... Так говоришь, ты учишься в колледже?
Он кивнул.
– В юридическом. Я хотел пойти работать, а учиться на вечернем, да мама - так здорово!
– настояла, чтобы я пошел на дневное.
– А что это ты нацепил самодельный полицейский значок?
Он зарделся.
– Ну, это я подумал, что с ним мне легче будет почувствовать себя полицейским, а когда сдам экзамены - стану настоящим...
– Ты же на стряпчего учишься - зачем тебе становиться полицейским?
Он весело улыбнулся, точно я удачо сострил.
– С фамилией Бонд кем бы я ещё мог стать? Ребята в отделении, кадровые полицейские, спрашивали, не твой ли я родственник.
– На этом участке меня ещё помнят?
– Тебя все помнят.
– А вы... гражданская оборона... находитесь в подчинении у капитана этого участка?
– Нет у нас своя организация. До этого я был приписан к отделению полиции в Бронксе. Но я работаю вместе с кадровыми полицейскими.
– Они тебя не обижают - из-за меня?
Он расстегнул верхнюю пуговицу, сдвинул фуражку на затылок и как ни в чем не бывало ответил:
– Кто может обидеть сына Марти Бонда, самого лучшего полицейского Нью-Йорка?
– Твердо и уверенно сказал. Этот паренек, пожалуй, был покрепче, чем казался со стороны. Или просто чокнутым.
– Меня так до сих пор называют?
– Ну, кое-кто вспоминает и о... деле Грэхема, как ты осрамил всю полицию.. Но их пресекаю - напоминаю, что ты самый знаменитый полицейский за всю историю нью-йоркских правоохранительных органов.
– Грэхем? Вот гад вонючий...
– Как дела в отеле?
– Скука смертная. Ты и думать забудь о полиции, Лоуренс. Дрянная работа, тебя ж все будут ненавидеть.
– Я бы так не сказал. Закон для меня не пустой звук, и я собираюсь стоять на страже закона, - он понизил голос.
– В конце концов, я же не только ношу твою фамилию, мой родной отец погиб на посту. Так что мне в полиции самое место. Вот мне бы только нарастить ещё побольше мускулов - и из меня выйдет хороший полицейский.
Я уже собрался сказать, что на свете не существует такой породы как "хороший полицейский" - и быть не может, но в такую жару мне было лень затевать спор. Поэтому я просто сказал:
– Говорят, в полиции служат немало студентов?
Он снова усмехнулся, а я подумал, что если бы не его цыплячья шея, вид у него был вполне бравый.
– Да сегодня только ленивый не идет в колледж по льготе для дембелей. (1) Имеется в виду закон о льготах для демобилизованных солдат, по которому те имели преимущство при поступлении в высшие учебные заведения. Ты не знал, что я два года оттрубил в армии?
– И за океаном служил?
– Бог избавил от такого счастья. Всю дорогу сидел в Форте-Дикс. (2) Военный учебный центр.
– Он оглядел мой катинет: в ночное время тут, казалось, царил ещё больший беспорядок, чем днем.
– Слушай , Марти, а эта твоя работа в отеле, наверное, непыльная?
– Вышибаю алкаша раз в неделю, ловлю постояльецв с крадеными полотенцами. Такая вот работенка.
– А не пытался открыть свое агентство?
– Это только в кино бывает.
– Наступило тягостное молчание, которое я прервал, выдвинув ящик письменного стола.
– Хочешь выпить?
– Нет, спасибо. Марти, а ты все ещё женат на той танцовщице?
– Да никакая она не танцовщица. Нет, мы расстались через год. А ты женат?
– Еще нет. Но вот поступлю в полицию и женюсь.
– Он внимательно поглядел мне в глаза.
– Какой-то у тебя вид... одинокий... папа.
– Давненько ты меня так называл.
– Этот глупыш вечно называл меня тот папой, то папкой.
– Я любил тебя называть папой. Я этим гордился.
– Неужели? Так ты считаешь, что мне одиноко. Я работаю, сплю, вот так дни и бегут. И если бы не эти помои, которыми я питался всю неделю и сорвал себе желудок, все у меня, можно сказать, прекрасно. А ты, надо думать, в отделении встречаешь лейтената Аша?
– Конечно. Смешно, я ведь не узнал его, когда встретил, а он меня сам остановил и спросил, не Лоуренс ли я Бонд - он все про меня знал. Он классный дядька, очень хороший работник. Вы долго были напарниками?
– Никогда не считал - лет пятнадцть, наверно. Мы были хорошей командой. Он часто говаривал, что я кулак, а он мозг. Мда, Билл Аш свое дело знает... Надо думать.
Снова воцарилась тишина, и чем больш я разглядывал Лоуренса, тем больше он мне напоминал его отца, вот только старина Лоуренс был потолще. Я никогда не был с ним близко знаком - он , кажется, ввязался в разборку, и когда ему к спине приставили пушку, полез за своим кольтом. Я как раз в тот вечер был на дежурстве, и когда ребята в отделении решили скинуться для вдовы, мне поручили отнести ей деньги.. Я часто думал о Дот. Наш с ней брак длился четыре года. Она мне нравилась: хорошая жена, умелая, домовитая. А Лоуренс всегда был долговязым тихоней и считал меня пупом земли.
Я, наверное, долго витал в своих воспоминаниях, потому что он вдруг спросил:
– Слушай, Марти, я уже давно хотел с тобой встретиться. Но только поговорив с лейтенантом Ашем, узнал где тебя искать. И ещё я пришел к тебе за советом. Пару часов назад у меня на дежурстве случилось... мм... довольное странное происшествие, но никто в отделении почему-то и не заинтерсовался.
– Да уж знаю, как оно бывает.
– заметил я с улыбкой.
– Первое же замеченное тобой правонарушение кажется тебе пеступлением века... Погоди-ка, а вы, добровольцы, разве имеете право производить арест?