Охота Полуночника
Шрифт:
— Навряд ли это так, иначе бы ты не рассказывал мне свою легенду, — засмеялся я.
— Спасибо, Джон, ты, как всегда, прав, — просиял он. — Итак, одна трудность все же появилась, — продолжил Полуночник свой рассказ. — У его жены была очень красивая корзина, но что внутри — он видеть не мог из-за крышки. Прежде чем она согласилась выйти за него замуж, дева взяла с него клятву, что он никогда не станет поднимать крышку и заглядывать внутрь, — по крайней мере пока она сама ему не разрешит. — Полуночник потряс кулаком. — Она предупредила, что если он ослушается, то их обоих ждет ужасная судьба. И все же время шло, и пастух потерял покой. Однажды, когда жены не было дома, он…
— Снял крышку, — подсказал я.
Бушмен потешно поджал губы, наморщил нос и заозирался по сторонам, словно опасался чужих глаз. Затем он сделал вид, будто заглядывает в незримую корзину и вновь стал попыхивать трубкой.
— Когда его жена вернулась, — продолжил Полуночник, — она сразу поняла, что натворил ее муж. Она расплакалась и стала кричать, что он заглянул в корзину.
Пастух сказал ей: «Ты очень глупа, если проливаешь слезы по таким пустякам. В корзине ничего нет. Она пуста». «То есть как это пуста?» — удивилась жена. «Именно это я и хочу сказать. Там ничего нет».
Полуночник громко хлопнул в ладоши.
— Итак, Джон, — промолвил он, — больше пастух не услышал от жены ни единого слова, потому что она потянулась к закату, выхватила из воздуха конец небесной веревки и забралась обратно в небо.
— И?.. — поинтересовался я.
— И ничего. — Он ухмыльнулся.
— То есть?
— То есть это конец.
Я попытался понять смысл истории, а бушмен постучал по полу ногой.
— Джон, ты знаешь, почему она ушла?
— Чтобы наказать его за любопытство?
— Нет-нет. — Он нахмурился. — Это была бы библейская история про Адама и Еву. Но у нас — бушменская история! Дело не в том, что он нарушил обещание. И любопытство тут ни при чем. Небесная Дева знала все о человеческой природе, и, конечно, ожидала, что он заглянет в корзину. Точно так же Господь Торы ждет, что Адам и Ева сорвут яблоко с дерева. Нет, Небесная Дева отвернулась от пастуха потому, что он сказал, что корзина пуста и засмеялся.
— Но она ведь и впрямь была пуста.
— Конечно, нет. В корзине были все красоты земли и неба. Она нарочно сложила их там, но пастух ничего не увидел.
Полуночник взмахнул в воздухе рукой.
— Джон, однажды Богомол потерялся, — продолжил он, — и долго-долго шел по африканской пустыне, чтобы отыскать свой дом. Наконец, спустя много лет, он устал и сдался. Лишь тогда он узнал свое дерево и свой листок.
— Полуночник, — взмолился я. — Я разучился отгадывать твои загадки, так что, пожалуйста, объясни мне, в чем тут смысл, иначе я стану кричать и перебужу весь дом.
Он ткнул в меня двумя пальцами.
— Крышка корзины — это твои глаза. Когда я заглядываю внутрь, то вижу прекрасные-распрекрасные вещи. Все, что ты складывал туда всю свою жизнь. Там есть даже та Виолетта, которую ты знал ребенком. Ты всегда сможешь найти ее там, но увы, она не может вернуться в наш мир. Ее судьба — оставаться внутри тебя. И если ты попытаешься вытащить ее наружу, она погибнет.
На следующий день я рассказал эту историю маме. Думаю, поэтому она и решилась впервые заговорить со мной о Полуночнике. Но прежде она сыграла отрывок из «Аппассионаты» Бетховена с удивительной задумчивостью, словно сотворяла новую хрупкую жизнь из музыкальных нот.
Я сидел рядом и переворачивал ей страницы. Закончив играть, она сказала:
— Порой мне кажется, что если бы мы больше слушали Моцарта и Бетховена, мир стал бы гораздо лучше. Но мы не слышим, что они хотят нам сказать. Мы на это не способны. — Она поправила мне волосы. — Я и сама их не понимала, когда была моложе.
— Но что же они говорят нам, мама?
— Это тайна, — прошептала она с лукавой улыбкой.
— Я никому не скажу, обещаю.
— Ладно, Джон, скажу тебе одному, ведь все остальные сочтут меня сумасшедшей. Великие композиторы с помощью своих мелодий и аккордов, и даже с помощью пауз между нотами пытаются нам объяснить, что жизнь длинна, но не настолько, как нам кажется поначалу, и что она будет куда тяжелее, чем нам мечталось, и потому, пока есть возможность, нужно пытаться творить красоту и помогать всем людям, которых мы любим, чтобы они делали то же самое. Мы должны прислушиваться друг к другу так же, как мы слушаем их музыку, — это очень, очень важно. И мы должны найти в себе смелость бороться со всем тем, что угрожает этой красоте. Все великие композиторы готовят нас к правильной жизни и пытаются поддержать на этом пути, даже когда мы совершаем непростительные ошибки… Подобно мне и Полуночнику, и твоему отцу.
Я вытер слезы.
— Но ведь теперь, когда Полуночник здесь…
— Да, нам всем пришлось нелегко. И все же мы — счастливчики. Знаешь, я все чаще думаю, что несмотря на все жизненные беды и волнения, нам посчастливилось встретить прекрасных людей, а теперь Полуночник вернулся, и мы как будто можем, наконец, закрыть за собой старую ржавую дверь и вместе шагнуть в будущее, и все благодаря тебе, Джон. Я горжусь тобой.
— Ты вспоминаешь порой о том, что произошло между тобой и Полуночником?
— О, да, конечно. Я поступила очень глупо. Я не понимала ни себя, ни его, ни твоего отца. Я знаю, что твой отец тоже сам себя не понимал… По крайней мере, пока не стало слишком поздно. Знаешь, Джон, что больше всего тревожит меня в моей жизни? С возрастом мы узнаем много важных вещей, но затем все это знание… Оно исчезает после нашей смерти. Такая нелепая потеря…
— Если только ты не успеешь передать свой опыт другим.
— Да, конечно, но это нелегко. Я бы даже сказала — невозможно. Самые важные уроки каждый должен учить сам.
— Но если верно то, что ты говорила о великих композиторах, тогда твои уроки музыки могут что-то изменить в жизни учеников.
— Мне приятно думать об этом, Джон. Именно поэтому я трачу на них свое время.
— А ты говорила с Полуночником о том, что произошло между тобой и папой… и о том, как отец с ним поступил?
— Да, у нас уже была возможность поговорить об этом. Полуночник тоже стал старше, и теперь мы ясно видим свои ошибки. Нам нельзя вернуться в прошлое и все изменить. Поэтому нужно просто идти вперед. Так он мне сказал, и я думаю, что он прав. — Мама попросила передать мне ноты Моцарта. — И что касается меня, Джон, то я буду и дальше играть и слушать, и учить других, пока это возможно.