Охота Полуночника
Шрифт:
— Господи, лишь бы с бедной девочкой все было в порядке, — прошептала она, пытаясь сдержать слезы.
В темноте за ее спиной мне привиделись зеленые глаза Виолетты, дерзко сверкающие, как в день нашей первой встречи.
— Она спокойно спряталась на корабле и теперь плывет в Америку, — ответил я.
В эти дни все обсуждали провозглашение Наполеона императором Франции, которое случилось восемнадцатого мая.
Политическая напряженность в Европе держала Португалию в страхе за свое собственное будущее и независимость,
Поэтому многие, в том числе и отец, считали, что Наполеон скоро бросит все свои силы на наш город. Не имея амбаров для хранения хлеба, который завозили в Порту из соседних городов по средам, четвергам и субботам, мы уже через считанные дни французской блокады и осады начали бы умирать с голода.
Мы с Полуночником пили чай в доме оливковых сестер, когда пришла беда. Как только часы, стоявшие на камине, показали половину третьего, мы услышали на улице шум толпы. Вскоре воздух пронзил резкий крик:
— Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я нести, но меч! Все иностранцы должны быть отсечены от португальского народа. Нам не построить град Божий, пока по нашим улицам не покатятся головы протестантов, язычников и евреев.
Я узнал голос и бросился к окну.
— Нет! — крикнула мне Граса.
Но было поздно: я уже приподнял занавеску и выглянул на улицу.
Колдун, угрожавший мне несколько лет назад, Лоренцо Рейс, стоял перед лавкой сеньора Бенджамина, всего в тридцати шагах от нас. К счастью, он не заметил меня.
Несомненно, он специально выбрал этот день для возвращения в Порту, поскольку день святого Иоанна первоначально был языческим праздником летнего солнцестояния.
— Что выйдет, если сложить вместе всех евреев в Португалии? — спросил он у своих сторонников.
— Десять тысяч свиней, — крикнул один человек.
— Стадо свиней, — ответил другой.
— Отойди, Джон, или я силой оттащу тебя! — приказала Луна.
Но завороженный происходящим, я не двинулся с места.
— Если сложить вместе всех евреев, — ответил колдун, — получится костер, который достанет до самого Бога!
Полуночник коснулся моего плеча.
— О чем говорит этот человек? — спросил он.
— Джон, гадкий мальчишка! Сейчас же уйди оттуда! — взмолилась Луна.
Сестры яростно смотрели на меня. Я задернул занавеску, но остался у окна.
— Однажды он угрожал мне, — прошептал я Полуночнику. — Он не любит иностранцев, особенно…
Я хотел сказать: «евреев», но колдун громко завопил, словно получил удар в солнечное сплетение:
— Я вызываю Бенджамина Сиксеса…
Я снова приподнял занавеску.
— …еврейского демона, живущего в этом проклятом доме, выйти ко мне и исповедоваться. Я обвиняю его в измене португальскому народу и в сношениях с дьяволом. И приговор ему — смертная казнь!
Луна оттащила меня от окна.
— Делай, что говорю, Джон!
Я повернулся к Грасе, более спокойной из двух сестер. Она плакала. Бросившись к Луне, она обняла ее. Сестры обменялись вполголоса парой фраз, и Луна нежно взяла меня за руку.
— Это очень серьезно, — прошептала она. — Делай, что я говорю. Мы все в опасности. Сиди очень тихо, — сказала она мне, а я, по ее просьбе, повторил этот приказ Полуночнику.
Когда шум снаружи утих, мы подумали, что колдун уводит свою толпу. Но мы ошиблись!
— Граса и Луна Оливейра! — пронзительно крикнул он. — Я приказываю вам выйти и покаяться в своих грехах! Я обвиняю вас в измене. Вы должны умереть, чтобы дать жизнь Христу.
Граса закрыла руками рот, чтобы сдержать крик ужаса.
— Я призываю еврейским блудницам выйти и исповедаться в своих грехах. Откройте свои утробы Христу и впустите его перед своей смертью. Готовьтесь, ибо вас сожгут, привязав к столбу.
Казалось, что его угрозы вонзаются в нашу дверь как ножи; я испугался, что он только одним голосом может сорвать засов, и тогда толпа схватит нас.
Луна прошептала:
— Что делать, если он вломится в дом?
Полуобезумевшая Граса что-то бормотала себе под нос на смеси португальского и другого непонятного мне языка. Я уловил слово «Адонаи».
Что-то стало вскипать внутри Полуночника, сначала слабо, а потом все сильнее.
— Джон, скажи мне точно, что говорит эта гиена, — прошептал он.
Судя по тому, что он назвал Лоренцо Рейса гиеной, Полуночник, даже не понимая его слов, почувствовал, что это — дурной человек. Не успел я ответить, как этот негодяй стал барабанить в дверь и дергать за ручку. От страха Граса обмочилась на пол.
— Продолжай молиться, сестра — шепнула ей Луна.
Полуночник встал, сбросил башмаки и схватил кочергу, стоявшую у камина. Подняв ее над плечом словно копье, он бросился к двери.
— Не открывай! — крикнул я.
Он кивнул мне и пригнулся, не сводя глаз с дергавшейся дверной ручки.
Лоренцо Рейс говорил через дверь:
— Граса и Луна Оливейра, вы должны понять, что такое грех. Вы должны умереть, чтобы жил Христос. Вы должны погибнуть в горящем сердце Сына Человеческого.
Толпа загалдела, словно стая чаек. Но вскоре мы услышали, как они уходят. Полуночник подошел ко мне, и мы усадили сестер в кресла, убеждая их выпить холодного чаю. Граса поперхнулась и бросилась наверх. Я хотел было пойти за ней, но Луна удержала меня: