Охота
Шрифт:
Впрочем, Сквозняк тоже был вынужден уклоняться, поскольку в него вот-вот должны были полететь новые пули. У него, в отличие от противника, имелось больше пространства для маневра. Вместо того, чтобы просто откатиться в сторону, старлей пошел дальше. Пока скрипящий от боли зубами Кальтер не взял его на мушку, он быстро сунул пистолет в кобуру, нырком перелетел через монорельс и…
… Нет, конечно, не упал в воду, а снова ухватился за наружные кронштейны и повис на них. Что было для него единственным выходом из патовой ситуации. Покушение на Безликого не увенчалось успехом, обернувшись глупой, самоубийственной перестрелкой. Продолжай они суматошно палить друг в друга, оба так или иначе схлопочут бы по пуле, а
Сейчас Сквозняка и Безликого разделял металлический барьер, и начни первый стрелять поверх него, второму будет некуда деваться. Если, конечно, он не рискнет повторить тот же трюк, что и противник, и не спрячется за другим монорельсом. Но это вряд ли, а тем более после того, как Безликий получил удар по коленной чашечке. Ему бы сейчас успеть подняться с пола, не говоря уже о том, чтобы демонстрировать акробатические выкрутасы.
В «беретте» верхолаза оставалось еще двенадцать патронов – достаточно, чтобы прикончить Кальтера прежде, чем магазин опустеет. Подтянувшись, Сквозняк высунув руку поверх барьера и трижды выстрелил наугад туда, где должен был лежать враг. В ответ – тишина. Спустив курок еще раз, старлей мельком выглянул из-за монорельса, чтобы оценить обстановку. Даже если пули были выпущены впустую, потому что враг успел откатиться, далеко ему не улизнуть. Вдобавок он движется пригнувшись и не может сейчас видеть Сквозняка. А вот ему вполне вероятно повезет заметить макушку или спину перемещающегося противника и достать его пятым выстрелом…
Так, по крайней мере, полагал старлей. Но едва его голова показалась над барьером, как у него на запястье сомкнулись стальные в прямом смысле слова пальцы. Еще миг, и пистолет был вырван у него из руки, а саму ее дернули вперед. Резко и сильно. И не успел Сквозняк опомниться, как в следующее мгновенье он уже лежал грудью на монорельсе.
Проклятье! Только теперь Сквозняк понял, насколько обманчивы характеристики «инвалид» и «пенсионер», когда речь шла о Кальтере. Возможно, он и впрямь был не таким проворным, как в молодости, но по-прежнему мог удивить своих врагов. Вот и Сквозняк был сейчас удивлен, да еще как! За те секунды, что он не видел Кальтера, тот умудрился вскочить на ноги, предугадал, откуда по нему будут стрелять, ушел из опасного сектора и контратаковал противника, едва тот открыл огонь из-за укрытия.
Рванувшись назад, Сквозняк попытался вырваться из мертвой хватки «инвалида». Но это было столь же бесполезно, как выдергивать кисть из туго застегнутых наручников. Угодивший врасплох старлей выхватил левой рукой из поясных ножен кинжал, собираясь вонзить его Кальтеру в бок. Враг был совсем близко – также близко, как при первом нападении Сквозняка на Кальтера. Достать клинком до уязвимого места в его комбезе – раз плюнуть. Один точный удар, а если повезет, то несколько, и легендарный Безликий уйдет в историю…
Верхолаз вновь рванулся вперед, стараясь подтянуть противника поближе и одновременно замахиваясь кинжалом… Но именно в этот миг в левый глаз Сквозняка уперся глушитель отобранного у него пистолета, и один-единственный выстрел завершил этот короткий яростный поединок. И победу в нем праздновал, увы, не тот, кто его начал…
Не прошло и двух минут, как на эстакаде раздалась стрельба, а мы уже были там, готовые прийти Сквозняку на подмогу. Вот только никакая помощь ему больше не требовалась. В том числе медицинская. Мертвый Сквозняк лежал на животе поперек монорельса, а в затылке у него зияла огромная дыра – выходное пулевое отверстие, на какие каждый из нас вдоволь насмотрелся за годы службы в Ведомстве.
– Держи Зельму! – рявкнул я Гробику, и он, вручив гранатомет Крупье, живо ухватил ее за талию. Однако этих мер оказалось недостаточно. При виде простреленной головы друга и любовника, в Зельму будто дьявол вселился. Она начала кричать и рваться так, что Гробику пришлось отобрать у нее автомат, а затем повалить на мост и обездвижить, упершись ей коленом в спину. Это сбило с фройляйн Дорф прыть, но не уняло ее крики. Впрочем, затыкать ей рот я не намеревался. Пускай выплескивает переполняющую ее ярость, потому что сделать это с помощью пуль ей сейчас не удастся – убийца Сквозняка скрылся еще до нашего появления.
– Вот же мразь! – процедил Бледный, выискивая стволом автомата в пелене дождя цель. Тщетно – место битвы Кальтера с бичехвостом было отсюда не видно. Всем нам не терпелось броситься в погоню, но мы помнили об имеющемся у Безликого, грозном оружии. И знали, что в эту минуту он или его подруга уже развернули пулемет на сто восемьдесят градусов и были готовы нажать на гашетку при малейшем подозрении, что мы приближаемся к их позиции.
Крупье и Гробик стиснули зубы и угрюмо помалкивали. За них и за Бледного я был совершенно спокоен. Они не хуже меня умеют контролировать свой гнев и не позволят ему выплеснуться наружу до поры до времени. Да, Кальтер прикончил одного из наших. Да, произошла трагедия и мы понесли тяжелую утрату. Однако скорбеть об этом сейчас совершенно бессмысленно и неуместно. Оттого, что мы начнем сокрушаться о кончине Сквозняка – и вслух, и про себя, – он не воскреснет и не вернется в строй. А вот если мы соберем волю в кулак и настигнем по горячим следам Кальтера вместе с красным пакалем, это станет самым лучшим способом отдать дань погибшему другу.
– Осторожно! Поаккуратнее там! – напомнил я Крупье и Бледному, когда они приблизились к мертвецу. А впрочем, кого я предупреждаю? Людей, которые сами не раз оставляли за собой заминированные трупы?
Кальтер не успел подложить под мертвеца сюрприз с сорванной чекой, хотя в «разгрузке», которую он снял с жертвы, гранаты имелись. Все, что он предпринял, дабы нас задержать – вытянул тело на монорельс, чтобы оно не свалилось в воду. Разумеется, мы не могли пройти мимо, не сняв Сквозняка с «парапета» и не уложив его на мост дожидаться нашего возвращения. Это позволило Безликому отыграть у нас несколько минут – небольшая фора, но в его положении следовало радоваться и такой.
Примерно столько же потребовалось Зельме, чтобы прекратить орать и утихомириться. Внутри нее продолжала клокотать нерастраченная ярость, но все же фройляйн Дорф была не взбалмошной школьницей и могла взять себя в руки, когда потребуется.
– Я порядок! Порядок, я сказать! – заявила она, когда мы уложили труп ее приятеля на настил в более приличествующую мертвецу позу, закрыли ему оставшийся глаз и забрали у него из карманов все документы и личные вещи. – Я порядок, герр оберст! Отпустить меня, битте шен! Я успокоиться и молчать!
Удерживающий ее Гробик вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул: дескать, ладно, так уж и быть, давай ей поверим. Капитан кивнул в ответ и, прекратив попирать Зельму коленом, даровал ей свободу. Но автомат возвращать не спешил. Впрочем, фройляйн Дорф об этом и не просила. Первым делом она поспешила к покойнику и, усевшись возле него на колени, понурила голову в угрюмом молчании.
Я с удовлетворением отметил, что она, похоже, не солгала и будет держать свои чувства в кулаке, пока вся эта свистопляска не закончится. Говоря по справедливости, мне следовало бы дать Зельме время на то, чтобы спокойно погоревать, но сейчас я не мог ей такого позволить. Тронув ее за плечо, я указал туда, куда сбежал Кальтер, и сказал: