Охота
Шрифт:
— Не извиняйся. Я весь внимание. — Интересно ли мне на самом деле? Слушал бы я, не будь она такой изысканной? — Ты все же не объяснила, как попала сюда. Твоя семья по-прежнему в Лондоне?
— Нет. Я живу с матерью в Саутхемптоне. Папа умер. Он работал в больнице, но не врачом, а санитаром. Отвозил больных на каталке в операционную, водил их в туалет. Тяжелая служба. Думаю, ему хотелось умереть.
— Сожалею.
— Спасибо. Моя мама не может работать, так что я должна как-то выкручиваться. Мне повезло с Энджи. Она добрая, и мы постоянно шутим и смеемся на кухне. —
— Как-то не думал об этом. Полагаю, она ничего.
— Смешное словечко «ничего»: отрицание, предполагающее и позитив. На арамейском — это мой родной язык — так не скажешь.
— Что ж, — улыбнулся я, — в английском есть своя прелесть. Можно по-разному выражать оттенки смысла, который по большей части открыт различным толкованиям. Скажи я: да, она симпатичная, — тебе могло бы показаться, что девушка мне нравится.
— А если бы ты сказал «нет»?
— В таком случае ты бы подумала, что я бестактный человек или не уважаю женщин.
— Но ты считаешьее привлекательной?
— Нет.
— Хорошо.
— Почему?
— Иначе я ревновала бы.
— Это меня радует.
— Ты находишь меня хорошенькой?
В тот миг я подумал, что не видел никого красивее этой высокой, стройной девушки с небрежно убранными волосами и вечными смешинками в глазах. А чего стоит ее блестящая темная кожа! Облаченная в старое пальто, сшитое давным-давно для пожилой и полной дамы, закутанная по уши в вязаный шарф, она походила на прекрасную черную ночную бабочку.
— Я считаю тебя очень красивой.
Мы все еще стоим у фонтана. Девушка едва заметно поднимает голову, приоткрывает рот. Я приближаюсь к ней, и она подается в мою сторону. Собираюсь поцеловать ее. Да, вне всяких сомнений.
— Мориарти! — Голос доносится от замка. — Где ты, черт возьми?
Кажется, кричит Нэш. Не хочу отвечать. Мне хорошо здесь, в таинственном саду, рядом с Суфи. Плевать, что упущен момент, когда я мог бы поцеловать мою прелесть. Возможно, такого случая больше не представится. Ну и ладно. Достаточно просто общаться с ней, разговаривать, смешить ее. Как я люблю эту улыбку!
Слышу другой голос. Похоже на Бландена.
— Нашел его, Ангус?
Не хочу, чтобы они видели меня здесь вместе с Суфи. Надоели тупые приколы и намеки Нэша. Тем не менее пожимаю плечами и небрежно говорю:
— Надо узнать, чего они хотят. Мне бы очень хотелось продолжить наш разговор.
Взгляд Суфи вдруг как-то гаснет. Она опускает глаза и говорит:
— Да, разумеется. Только мы теперь очень заняты на кухне. Пора готовить ужин.
Улыбаюсь и хочу пожать ей руку, но девушка уже повернулась и удаляется от меня.
ГЛАВА 17
СОПЕРНИЧЕСТВО
Я встретил Нэша рядом с домом. Он возвращался из сада и, похоже, потерял надежду отыскать меня.
— Что тебе надо?
— A-а, явился наконец, — проговорил он. В голосе раздражение. — Мы придумали новую игру. За особняком. Доминик считает, что ты примешь участие. Заходил в комнату, но не нашел
Мы вошли в маленькую дверь в задней части северного крыла, пересекли весь замок и вышли через парадное. Далее путь лежал по усыпанной гравием дорожке вокруг южной стороны здания. Вскоре перед нами оказалась плоская лужайка, заканчивающаяся низкой кирпичной стеной. За ней уже шли поля и лес. Бланден, Дом и Симпсон поджидали нас. Они в приподнятом состоянии духа, явно чем-то взволнованы. Пьют баночное пиво. Эти баночки да еще длинные пальто и шутовские головные уборы делают добропорядочных англичан похожими на бродяг из парка Килберна.
Доминик предлагает нам пива.
— Рад, что Гнэшер нашел тебя, Мэтью, — говорит Дом. — Луи наконец-то вытащил свое грозное оружие и разрешает нам всем позабавиться.
Симпсон держит в руках духовое ружье. Со вчерашнего дня оно не стало выглядеть менее зловеще. То же можно сказать и о владельце воздушки. Нэш делает глоток и громко рыгает.
— Сейчас установим мишени, — говорит он и собирает пустые банки.
Протягивает руку, и я вынужден залпом допить все оставшееся пиво. Ангус расставляет банки на стене.
— Кто первый? — спрашивает Симпсон.
— Это все же моя вечеринка, — говорит Дом, и никто не возражает, когда он берет пневматическое ружье из рук Луи.
— Когда ты стрелял в последний раз? — спрашивает Симпсон.
— В прошлом году.
— А из воздушки?
— Не прикасался к ней со школьных дней. Как она заряжается?
Симпсон взял у него винтовку и показал, как это делается.
— Я полагаю, один выстрел?
— Нет, в обойме двадцать пуль. Только всякий раз перезаряжай. Думаю, тебе не нужно напоминать, что следует должным образом обращаться с таким грозным оружием.
— Ну разумеется.
— Как ты предпочитаешь: лежа или стоя?
— Луи, неужели ты думаешь, что я испытываю большое желание валяться в дерьме? Стоя, конечно.
— У тебя есть право выбора. Однако из положения лежа лучше целиться.
— Не хочу достигать отличных результатов ценой потери своих лучших вельветовых штанов. Купил на распродаже. Мне вовсе не улыбается снова биться в толпе мерзких идиотов ради пары брюк.
— Заткнись, Доминик, и начинай стрелять, — говорит Симпсон, не в силах сдержать улыбки.
— Какие правила? — спрашивает Дом. — Бить в банки по очереди?
— А как ты думал?
Я полагал, что виновник торжества, несмотря на свои агрессивные заявления относительно сорок, пожирающих яйца куропаток, не сможет попасть в огромную мишень с расстояния в два ярда. Вопреки ожиданиям наш общий друг сбил со стены шесть баночек из десяти да еще казался недовольным.
— В школе мы занимались стрельбой, — объяснил он, видя мое удивление. — Все посещали этот кружок, даже пацифист и либерал Бланди. Нас освободили от кроссов, пока мы не достигли хороших результатов. Гнэшер и Луи считались самыми меткими стрелками. Они со свистом бегали по полю, а потом падали и поражали мишени прямо в яблочко.