Охотница
Шрифт:
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложил он, встав у бара-автомата. – Ты не стесняйся, он тебе смешает почти все, что душе угодно. – Он застыл в ожидании моего ответа – рука зависла над кнопками.
Я задумалась. Предложение немножко пьянящее и немножко пугающее. Мне прежде как-то не доводилось получать все, что душе угодно.
Но проводник же сам сказал: «Почти все, что душе угодно». В этом «почти» весь фокус. Мне сейчас было угодно развернуть поезд вспять – пусть бы он унес меня назад, домой. На мгновение меня накрыло тоской по дому. Но я натянула лицо Охотника, как меня учили.
– А ты сам выбери, хорошо? Я же не знаю, какие там опции. Мне что-нибудь
Сладкий горячий чай мне нравился куда больше, чем масляный, который пили некоторые Учителя. Правда, «чай» – это только так, название. Натурального чая на континенте больше не достать. На самом деле это травяной отвар, но с натуральным маслом. Коровы в горах не живут, зато козы и овцы – пожалуйста. Мы в Монастыре держим и тех и других. Иногда коровье масло нам доставляют из поселений, но чаще мы обходимся тем, что дает наше стадо.
– Ага, кое-что есть на примете, – кивнул проводник и принялся колдовать с баром-автоматом.
Он принес мне густой коричневый напиток с каким-то удивительным запахом. Я отпила глоточек: необычно, но вкусно. Что-то сливочное и сладкое.
– Горячий шоколайк, – пояснил проводник и поманил меня за собой.
Я двинулась за ним, потягивая коктейль.
В тамбуре перед моим вагоном он замедлил шаги:
– А если… если что-нибудь стрясется, ты и твои Гончие… вы ведь нас защитите, да? Спасете поезд? Мы ведь с вами продержимся, пока помощь не подоспеет, да?
Хороший вопрос. Предположим, на поезд нападет нечто и впрямь настолько громадное и чудовищное, что проволочная клетка не выдержит. Но тогда поезд просто-напросто потерпит крушение – и при нашей скорости от противоударных капсул толку не будет. Даже если кто-то из нас и выживет, все будут ранены или без сознания и сделать ничего не смогут. До Пик-Цивитаса слишком далеко, и Элита не примчится на выручку. А если обойдется без крушения, то оснащенные оружием локомотив и задний вагон куда более надежная защита, чем мы с Гончими. Я это к тому, что там же бронебойные пулеметы с заговоренными пулями. А про некоторые поезда болтают, что они оборудованы небольшими пусковыми установками с ракетами «Геенна». У меня, к несчастью, очень буйное воображение, и за считаные секунды я много чего нафантазировала.
Но, перед тем как отправить в цивилизацию, Учителя меня наставляли: люди будут относиться к тебе совсем не как дома. Там, внизу, об Охотниках складывают легенды. То есть на Горе нас тоже уважают, и даже очень; там все знают, что служба у нас нелегкая, и нас почитают как искусных воинов. Но никто не смотрит на нас как на небожителей.
Там, на Горе, видролики о жизни в цивилизации нам показывали не часто – к общей энергосети мы подключены не были, и электроэнергию приходилось экономить для разных важных дел. Поэтому большой видэкран в общинном зале мы разогревали только ради официальной информации или всякого антиквариата на дисках или выносных винчестерах – это все можно смотреть, используя солнечную панель. И еще нам приходила недельная почта. Не то чтобы нам не хватало электроэнергии – нет, ведь у нас горел свет, и связь работала, и интрасеть не выключалась, – но нас всегда учили быть бережливыми, не тратить попусту. Такое мировоззрение восходит к эпохе Дисерея, когда ни у кого ничего не было и все приходилось добывать правдами и неправдами. «Семь раз отмерь – один раз отрежь», – так говаривали в те времена. Когда детей учат чтению и письму, это первое, что им велят
Тут-то меня и осенило: весь этот мир за Горой, все эти цивы – то есть обычные жители городов, – они ведь все поголовно верили видроликам. А ролики вещали им, что Охотники способны спасти мир от любого зла. И мне пришло в голову, что ведь откуда-то это взялось.
Надо ли восстанавливать справедливость и разрушать иллюзию в голове у проводника? Определенно об этом стоит поразмыслить, прежде чем отвечать на его вопрос. Семь раз отмерь – один раз отрежь.
– Да, – просто ответила я. – Только тебе надо будет забыть о моем возрасте и выполнять что я прикажу.
Гончие свое дело сделали: теперь я в его глазах навеки овеяна ореолом таинственности. Поэтому лицо проводника просветлело, и он, облегченно выдохнув, открыл передо мной дверь и жестом пригласил в вагон.
Я устроилась на своем сиденье как для медитации: уселась в позе лотоса и принялась потягивать свой напиток. Раз проводник задает мне такие вопросы, должно быть, мы проезжаем какие-то жуткие места. Мне уже всерьез не терпелось выглянуть из окна, хотя по спине у меня так и бегали мурашки. Неведомое и незримое – вот что меня больше всего страшит. В ту ночь в Анстоновом Роднике я с чем-то таким и столкнулась – с самым страшным из страшного. Я тогда не могла толком разглядеть, что там на меня надвигается – сплошные сполохи, зубы, глаза, когти. Какие-то чудовища из Потусторонья были мне знакомы, но не все. Некоторым мы даже еще и имен не подобрали, а иные пришли из чужих мифов, и о таких чудовищах мы пока книг не написали. Нет ничего страшнее того, о чем не ведаешь.
Среди народа, живущего при Монастыре, ходят разные слухи о том, из-за чего случился Дисерей. Так принято называть то время, когда старый мир с его видроликами, поездами, самолетами и всем таким вдруг перевернулся с ног на голову. С тех пор минуло примерно два с половиной века или чуть больше.
Проводник что-то выстукивал на клавиатуре. Свет в вагоне сделался еще более тусклым. Я превратилась в размытое пятно на затемненном окне.
Интересно, а люди вроде проводника задумываются о таких вещах? Другие Охотники в нашем Монастыре как-то не особо, а вот я задумывалась.
Я знала про извержения вулканов и землетрясения – потому что остров Калифорния был когда-то частью континента. Есть еще вулкан Старый Брехун, он там, где раньше был парк, и все еще плюется пеплом на авиакорпус, а еще Олимпус на северо-востоке – так тот смел с лица земли целый город. Каждый раз, когда ветром приносит пепельный шлейф, мы надеваем маски и не снимаем их, покуда не осядет пепел. Из-за пепла в небесах снег на склонах гор лежит круглый год.
Я уставилась на свое отражение в окне. Мои темно-русые волосы окутывали лицо тенью. Хорошо все-таки, что мне не выпало жить в те времена. И сейчас-то жизнь не сахар, а уж что тогда творилось – и представить страшно.
Я перевела взгляд на проводника, и тот приблизился.
– Я могу тебе чем-то помочь, Охотница? – спросил он. – Может, рассказать тебе что-нибудь про Пик-Цивитас?
Почему бы и нет? Мне же надо дурочку из себя строить, а это как раз подходящая тема.
– А что вам, цивам, рассказывают о Дисерее? – поинтересовалась я. – Я что-то об этом слышала, правда маловато. Да ты садись, а то у меня шея затекает снизу вверх смотреть.
Проводник как-то неуверенно на меня покосился, но поскольку я вся съежилась в своем кресле и места хватало, он осторожно присел на краешек, стараясь держаться как можно дальше от меня. Из почтения, не иначе.