Охотничьи угодья
Шрифт:
Чарльзу не потребовалось много времени, чтобы утихомирить волков. Без Шастеля, который мог подначивать остальных, никто не был заинтересован в публичной драке.
Чарльз заказал еду для всех — фирменным блюдом заведения были ребрышки в неограниченном количестве за отдельную плату — и попросил всех подождать несколько минут, пока он убедится, что с его супругой все в порядке. Французские волки были немного беспокойны, зная, что Шастель заметит, как долго они оставались в ресторане после его ухода, но никто не ушел. Альфы понимали, что значит присматривать за своими.
Анна
Ее пальцы изящно летали над потрепанными клавишами и внесли в комнату музыку и что-то еще. Это было незаметно, но Чарльз видел это по болтовне окружающих и по тому, как старик, который сгорбился над своей тарелкой, медленно выпрямился, его глаза заблестели, когда он что-то прошептал крупному молодому человеку, сидящему рядом с ним. Мужчина что-то ответил, и старик покачал головой.
— Пойди и спроси ее, — сказал он тихо, но достаточно громко, чтобы Чарльз мог разобрать слова за музыкой. — Держу пари, девушка, которая умеет правильно играть рэгтайм, знает еще несколько старых песен.
— Она совсем одна, дедушка. Я ее напугаю. Тетя Молли…
— Нет. Молли этого не сделает. Не захочет, чтобы я ставил себя в неловкое положение. Ты сделай это. Прямо сейчас. — И хрупкий старик практически столкнул большого мужчину со стула.
Чарльз улыбнулся. Это правильно. Люди часто ошибаются, обращаясь со старшими, как с детьми, которых нянчат и игнорируют. Старики ближе к Создателю всего сущего, и к ним следовало прислушиваться всякий раз, когда они объявляли свою волю.
Чарльз немного напрягся, когда здоровяк пробрался через толпу посетителей ближе к Анне. Но в языке тела человека не читалось угрозы. Чарльз подумал, что здоровяк потратил много времени, пытаясь выглядеть менее пугающим, но все же двигался как боец и был на шесть дюймов выше, чем большинство людей. Чарльз сочувствовал ему, хотя сам научился пользоваться тем эффектом, который производил на людей, а не скрывать свою силу.
Анна заметила, что рядом с пианино с несчастным видом стоит крупный мужчина, ссутулив плечи и пытаясь не выглядеть устрашающе. И это ему не совсем удалось.
У него был шрам на подбородке и еще несколько шрамов на костяшках пальцев, и он примерно на дюйм выше Чарльза. Возможно, если бы Анна все еще оставалась человеком, она бы заволновалась, но по позе незнакомца поняла, что он не представлял для нее угрозы.
Он, очевидно, ждал, чтобы поговорить с ней, поэтому она сыграла последний такт песни и остановилась. Сейчас у нее нет настроения для веселых песен, так что, вероятно, его вмешательство к лучшему.
Несколько человек заметили, что она закончила играть и начали хлопать. Остальные похлопали и продолжили свою трапезу.
— Извините, мисс. Мой дедушка хочет знать, сыграете ли вы «Мистера Боджанглза» и не возражаете ли, если он споет с вами.
— Без проблем, — ответила она, улыбаясь и мягко расправляя плечи, чтобы показать ему, что его не боится.
«Боджанглза» пело множество людей, но очень худощавый старик, тяжело опирающийся на трость, который встал и направился к пианино, очень напоминал Сэмми Дэвиса-младшего, в чьем исполнении эта песня стала ее любимой — вплоть до цвета его смуглой кожи.
Его мощный голос, когда он заговорил, не соответствовал его хрупкому телу.
— Я собираюсь спеть кое-что для вас, — обратился он к аудитории, и все в комнате оторвались от еды. — Вам придется простить меня, если я не буду танцевать.
Анна подождала, пока смех окружающих стихнет, и начала играть.
Обычно, когда она впервые исполняла песню с кем-то, кого не знала, то в начале приходилось приспосабливаться к другому человеку. Но после этого начиналось волшебство.
Чарльз сначала немного волновался, когда старик пропустил реплику, и забеспокоился еще больше, когда тот забыл про вступление, потом закрыл глаза, когда он начал петь в совершенно неподходящий момент.
Но Анна прикрыла промах, и Чарльз понял, что она играет на пианино лучше, чем думал, судя по музыкальным произведениям, которые выбрала.
Голос старика, старое пианино и милая натура Анны соединились в один из тех редких моментов, когда исполнение и музыка сливаются воедино, создавая нечто большее.
«Боджанглз» была песней, которая создавала картины жизни пожилого человека. Алкоголизм, тюрьма, смерть друга. Ничто из этого не сломило мистера Боджанглза, который даже в самый тяжелый час все еще смеялся и танцевал для товарища по заключению.
Он прыгнул так высоко…
Это была песня воина. Песня триумфа.
И в конце, несмотря на свои первые слова, старик немного заплясал. Его движения были скованными из-за боли в суставах и мышцах, но все еще грациозные и полные радости.
Он рассмеялся.
Когда Анна закончила с небольшим размахом, старик повернулся к ней.
— Спасибо, — сказала она ему. — Это было действительно весело.
Старик похлопал по ее руке хрупкими пальцами.
— Спасибо тебе, моя дорогая. Ты вернула старые добрые времена, мне стыдно говорить, насколько старые. Ты осчастливила человека в его день рождения. Я надеюсь, что когда тебе исполнится восемьдесят шесть, кто-нибудь осчастливит и тебя в твой день рождения.
И это принесло ему второй раунд аплодисментов и крики «на бис».
Старик покачал головой, немного поговорил с Анной, затем улыбнулся, когда она кивнула.
— Мы только что выяснили, что нам обоим нравятся старички, — объявил он. — Хотя они не такие старые, как я.
И начал петь «Ты никто, пока кто-нибудь тебя не полюбит». Песню, которую Чарльз не слышал лет сорок или больше. Через несколько тактов Анна снова заиграла на пианино и позволила натренированному голосу старика вести ее в танце.