Охотницы за привидениями
Шрифт:
— Хватит, — мотнула головой подружка, с подозрением косясь на конверт, точно в руки ей сунули змею или жабу.
Пока мы собирали вещи, прибыл катер. Олимпиада отправилась нас провожать. Как только катер отошел от пристани, Женька достала конверт. Я едва успела перехватить ее руку — она собиралась выбросить деньги за борт.
— Ты что? — ахнула я.
— Не нужны мне эти упыриные деньги, — пробормотала Женька. — Еще заразишься.
— Не болтай глупости. Если они тебе не нужны, отдай в приют, еще куда-то, топить-то зачем?
— От этих
— Что ты заладила, какие еще упыри?
— А что? Конечно, упыри. Олимпиада эта, и Левушка, и папаша его… Замок себе выстроил с подземельями, просто так? Ничего подобного.
— Женя, ты меня пугаешь, — сказала я. — То есть меня пугает твое душевное состояние.
— И меня оно пугает. Ведь мы видели его с удавкой на шее. Видели? И Олимпиада его по коридору тащила, а башка-то по полу стукалась… Как вспомню, дрожь берет. И вдруг… нате вам, жив… А через пару месяцев будет живее всех живых, ведьма так и сказала. Отлежится где-нибудь в подвале и опять здоров и весел. Не зря мне его замашки не нравились, с виду вроде молодой, а точно с древним старцем беседуешь.
— Прекрати, — зашипела я. — Не можешь ты всерьез в это верить.
— Я своим глазам верю. А ты своим нет?
— Конечно. Он сидел в кресле и вроде был мертвым. Может, он притворялся?
— Как же. Ты вспомни, что с Юриком делалось, когда он его увидел. Нет, Анфиса, он его убил, киллера не обманешь…
— Послушай, всему должно быть разумное объяснение. И происшедшему с нами тоже. — В этот момент я поняла, что просто так оставить эту историю не получится, мы должны понять, в чем тут дело, иначе всерьез можно с катушек съехать. — Мы разберемся, — заверила я.
— Я туда ни за что не вернусь, — замотала головой Женька. — Мне этой ночки за глаза хватит на всю оставшуюся жизнь.
Тут в моей сумке зазвонил телефон, и мы разом подпрыгнули: я-то про него успела забыть, зато теперь вспомнила, что мне милый женский голос сообщил: «Аппарат отключен». И вот, пожалуйста.
— Ответить? — пролепетала я.
— Ну вот, — побледнела Женька. — Начались упыриные штучки. Сейчас вороны закаркают, черные коты из щелей полезут…
Я схватила телефон, он был включен и настойчиво звонил.
— Значит, я его включила нечаянно, когда в сумку положила.
— Ага.
Я зажмурилась и нажала кнопку.
— Привет, солнышко, — услышала я Ромкин голос и завопила:
— Ромочка, любимый, я так счастлива… Как ты дозвонился?
— Очень просто. Я вчера целый вечер названивал, потом сообразил, что у тебя деньги кончились, звякнул Витальке, он сегодня деньги заплатил, и ты снова на связи. Отгадай, где я?
— Не знаю. Ромочка, где бы ты ни был, я хочу быть с тобой.
— Наши желания совпадают. Я в аэропорту, сажусь в самолет. Через два часа буду в Питере. Где там твой остров? Жди к вечеру в гости.
— Рома… ты… ты просто чудо. У нас тут такое… На остров не надо, мы тебя встретим.
— Что у вас «такое»? — посуровел муж. — И почему на остров не надо?
— Мы оттуда уже уехали. Я тебе сейчас объясню, как от Питера добраться, и буду тебя ждать. Я тебя очень жду, любимый. — Ромка подобрел, и я объяснила, куда ему надлежит приехать.
— Услышал бог мои молитвы, — истово перекрестилась Женька, когда я закончила разговор. — Ромку упырями не проймешь.
Роман Андреевич должен был потратить на дорогу несколько часов, их следовало как-то убить. Я предложила просто погулять по городу, но Женьку распирала жажда деятельности: то она тащила меня в гостиницу, то предлагала выехать навстречу Ромке.
— Гостиница нам может и не понадобиться, — увещевала я подружку. — А выезжать навстречу вовсе глупо, чего доброго, разминемся и только дольше получится.
— Ну не на скамейке же сидеть, — возмущалась она.
— Кто говорил, что прогулки полезны? Вот и гуляй. Смотри на озеро, красота-то какая.
— Хорошо, — вздохнула Женька. — Буду смотреть на озеро.
Следующие сорок минут она вела себя вполне прилично, пока не увидела серое здание с колоннами.
— Смотри, художественный музей, давай зайдем.
— У меня аллергия на музеи, — обиделась я.
— Да брось ты. К тому же мы без машины. Пойдем, Анфиса.
В конце концов я согласилась.
Музей был совсем маленький, я обошла несколько залов, и тут взор мой привлек небольшой пейзаж. Огромные валуны, деревушка на холме… да это же наш остров!
Я подошла ближе и в углу увидела подпись: «Вересов». Тот самый художник, что написал портрет матери Льва Николаевича. Конечно, он же из местных, Лев Николаевич рассказывал… Пейзаж художнику удался ничуть не хуже портрета. В зале были представлены шесть его картин, и все мне понравились.
Подошла Женька и тоже обратила внимание на пейзаж с изображением нашего острова. Женщина, до той поры со скучающим видом сидевшая возле окна, заметив наш интерес, сказала:
— Очень хороший художник. Наш земляк. Вырос здесь неподалеку. Сейчас в Питере преподает в училище.
— Так он жив? — спросила я, а женщина вроде бы обиделась.
— Конечно.
— Извините, — покраснела я. — Я хотела сказать, он ведь уже пожилой человек?
— Да что вы, ему лет тридцать, может, чуть больше.
— А другого художника с такой фамилией у вас нет?
— Нет. То есть художников у нас тут каждый год пруд пруди, но из местных…
— Спасибо, — пробормотала я и, схватив Женьку за руку, потянула на улицу.
— Ты чего? — удивилась подружка.
Я извлекла телефон и позвонила Ромке.
— Ромочка, ты где?
— В Питере, заехал в одно место, сейчас возьму машину и к вам.
— Любимый, никуда ехать не надо, мы сами приедем.
— В Питер? — не понял муж.
— Конечно. Встретимся на Васильевском острове, возле биржи. И вот еще что. Пожалуйста, узнай, где живет художник по фамилии Вересов, он преподает в художественном училище.