Охотницы за привидениями
Шрифт:
— Значит, он был жив? — спросила Женька.
— Кто?
— Лев Николаевич?
— Ты что, спятила?
— Тогда где он?
Мы осмотрели комнату, ванную, заглянули в туалет, а также в шкафы и под кровать, клацая зубами от ужаса и каждую минуту ожидая, что откуда-нибудь на нас вывалится труп. Но Льва Николаевича ни живого, ни мертвого так и не обнаружили.
— Я ничего не понимаю, — жалобно сказала Женька. — Надо позвать охрану. Где эти лоботрясы?
Мы бросились в коридор, спустились на первый этаж и вскоре стучали
— Мама моя, — ахнула Женька, а я вновь приготовилась орать, но вдруг передумала — один из парней отчетливо храпел. Я бросилась к тому, что спал за столом, уронив голову в тарелку с виноградом. Парень дышал спокойно и ровно. — Он спит? — обалдела Женька.
— Спит, — кивнула я. Остальные трое тоже спали, но радость наша оказалась преждевременной: просыпаться все четверо упорно не желали, единственное, чего мы добились, тормоша их, обливая водой и крича в ухо «подъем!», это невнятного бормотания.
— Им дали снотворное, — проявила Женька чудеса сообразительности.
— Надо вызвать врача, — запаниковала я. — Обычное снотворное так не действует.
Мы уложили парней на диваны, чтоб им удобнее было спать, потратив на это остаток сил.
— Нам нужен телефон, — сказала я. — Сообщить в милицию, вызвать «Скорую», а еще надо узнать, что с Олимпиадой и Мстиславом.
Мы кинулись в холл.
— Идем через правое крыло, — шепнула Женька. — Так быстрее получится. — Свернув, мы прошли метров пять и услышали странный шорох. — Что это? — ахнула подружка.
— Не знаю, — ответила я, сползая на пол. Женькин взгляд метнулся вдоль стен — как на грех, ни одной скульптуры.
Мстислав затрясся мелкой дрожью, затем опять улыбнулся и перешел на шепот:
— Он бессмертен.
— Кто?
— Он… — подняв брови, еще шире улыбнулся Мстислав.
— Какое бессмертие, его удавили красным шнурком.
— Точно-точно, — кивнул Мстислав. — Но это ничего не значит. Говорю, он бессмертен. Сами убедитесь. И оставьте меня в покое. Мне нужен хороший специалист, а главное — покой…
— Этот гад симулирует сумасшествие, — догадалась Женька.
— Ничего я не симулирую. Я посмотрю, что с вами будет, до утра еще долго, очень долго… не каждый встретит его в здравом рассудке. — Он хихикнул, подмигнул, а потом что-то принялся напевать себе под нос.
— Точно свихнулся, — попятилась от него Женька. — Может, это какая-то эпидемия?
— Нам нужен телефон, — боясь, что тоже свихнусь, напомнила я.
На этот раз мы добрались до холла без приключений, я схватила трубку, ожидая самого худшего, но телефон работал. Я торопливо набрала 03.
— У нас отравление, четыре человека, какое-то сильнодействующее снотворное.
— Какие симптомы? — деловито поинтересовались на том конце провода.
— Какие симптомы? Они спят как убитые и просыпаться не собираются.
— Чем отравились?
«Вот тебе раз…»
— Да откуда нам знать? — заорала Женька, выхватив у меня трубку.
— Говорите адрес, — обиделась женщина.
Женька принялась диктовать, а потом глухо простонала:
— Сказала приедут, как только смогут. У них, видишь ли, преждевременные роды на отдаленном острове, а катер всего один.
— Что же делать?
— Промывание желудка. Это не я, это она посоветовала, — торопливо добавила Женька, заметив мой гневный взгляд, и тут же сорвалась на крик: — Мы в милицию звонить будем?
Я быстро набрала номер и обомлела от счастья, когда мне гаркнули в ухо:
— Дежурный слушает.
— Алло, — несколько суетливо начала я, — мы здесь киллера поймали, правда, он утверждает, что сотрудник милиции… а его весь Питер ищет. Мы Сашке звонили, он из питерского отделения, забыла номер, у нас машину угнали на Инженерной, это их участок, Сашка сидит в семнадцатом кабинете, фамилию тоже не помню, так вот, он в курсе, но от него толку мало, потому что он почти всегда пьян. Быстрее сюда, и спецназ, спецназ давайте…
— Девушка, вы сами-то сегодня сколько выпили? — вздохнул дежурный.
— Да вы что? — сатанея, крикнула я. — У нас тут четверо отравленных, один труп, киллер, говорит, что мент, старуха, которая труп стащила, и еще псих, а нам до утра дожить надо.
— Какие отравленные, какой труп?
— Труп хозяина дома Илларионова Льва Николаевича, а отравленные — его охрана, есть еще псих, то есть адвокат, утверждает, что невменяемый…
— Что вы за чепуху болтаете? — услышали мы гневный окрик, обернулись и увидели Олимпиаду, она стояла в трех шагах от нас, сложив руки на груди и сверкая глазами, и под этим взглядом я, как под гипнозом, повесила трубку.
— Никакая не чепуха, — рявкнула Женька. — Льва Николаевича убили.
— Да вы спятили, — развела руками старуха. — Я только что от него. В доме бардак, охрана перепилась, и вы орете, точно у вас на закорках черти танцуют.
— Лев Николаевич жив? — растерялась Женька, глядя на меня и как будто ища поддержки.
— Конечно. С чего бы ему умереть?
— Ведьма врет, — ахнула Женька, я кивнула, а Олимпиада, нахмурившись, сказала:
— Все точно с ума посходили.
— Где Лев Николаевич? — пискнула я.
— У себя. Спит, приболел немного.
— Приболел?
— Да, температура поднялась с вечера. А вас где носило? Почему на ужине не были?
— Мы… — начала я и бросилась по коридору, Женька за мной, а за ней Олимпиада, кряхтя и охая.
Я первой ворвалась в спальню — горел ночник, халат валялся в кресле, а на кровати лежал Лев Николаевич. Бледный, постаревший, с обмотанной платком шеей, в нелепом колпаке, но живой, вне всякого сомнения, потому что при нашем появлении открыл глаза и даже поднял голову с подушки.