Охотник на игуан. Случай на побережье Вера Крус
Шрифт:
Все это делается в честь женщины; большего комплимента она не может получить и именно так это и рассматривает. Теперь первый снова приближается к танцующей с чамаррой – шарфом из китайского шелка, который он сматывает у себя с пояса и ловко прикрепляет к плечу танцовщицы. Тогда выступает второй и прикрепляет к другому плечу мачете – таким образом вызов считается принятым. Во время этого представления каждый из соперников произносит несколько импровизированных фраз, обычно стихотворных; в них он выражает свое восхищение девушкой и бросает вызов противнику. И во время всего танца,
Многие девушки уже выступили в этом танце мачете и чамарра, когда на площадку вступила Рафаэлита. Ее появление вызвало необычное возбуждение у зрителей; все стихли и смотрели только на нее, как на приму-балерину, после того как кончилось выступление кордебалета. Я заметил, что у нее среди молодых хароко немало пылких поклонников, и два из них весь вечер уделяли ей особое внимание. Всем было ясно, что еще до конца фанданго прольется кровь, как оно на самом деле и произошло. Но я забегаю вперед. Сомневаюсь, чтобы девушка когда-либо училась танцам, но танцевала она как баядера.
Ни одна профессиональная танцовщица, развлекавшая восточных принцев, не обладала такой грацией. Все харокос великолепно танцуют, и это умение кажется у них наследственным и вполне естественным. Девушка была молода, но кокетлива: впрочем, это тоже особенность ее народа. Однако кокетливость сказывалась только в ее манерах; но движения ее в танце, хотя и чувственные, что неизбежно у женщины с такой великолепной фигурой, тем не менее оставались скромными, показывая, что она нисколько не развращена. К тому времени как танец закончился, соперники уже продемонстрировали свой характер и смотрели друг на друга вызывающе и с ненавистью. У каждого были друзья и сторонники; соперники обернули серапе вокруг левой руки, создав из них нечто вроде щита, и объявили, что готовы. Некоторые женщины выглядели испуганно, они проявляли свой страх в различных восклицаниях.
Возбуждение достигло пика; в это время ко мне присоединился касадор, девшка держалась за его руку, он выглядел торжествующим, а она дрожала. Не знаю, от страха или от сожаления об этой схватке, которая может кончиться смертью одного из ее поклонников. Мне хотелось узнать, на чьей она стороне, и я спросил ее об этом.
– Который, кабальеро? – повторила она, очевидно, взяв себя в руки, потому что слова сопровождались презрительным изгибом губ. – Ни уно ниотро (ни тот, ни другой).
– Но, наверно, один из них интересует вас больше другого?
Я указал на толпу, окружившую соперников.
– Нет. Здесь нет ни одного.
– А где?
– Не спрашивайте меня, сеньор капитан.
Ее взгляд заставил меня прекратить расспросы.
С меня хватит фанданго, и я хотел уехать. А она?
– Разве не пора возвращаться домой? – спросил я.
– Этого я и хочу, сеньор. Но отец... Боюсь, он еще не захочет уходить.
– Попробую уговорить его.
Касадор снова ушел к будкам с выпивкой, и я отправился искать его.
– Вам не кажется, что пора отсюда уходить, дон Хиль?
Казалось, я сохранил на него какое-то влияние, и оно подействовало. Возможно, он подумал о том, что я больше заплачу ему за игуан в следующий раз. Запинаясь, он ответил:
– Пор сиерто, сеньор (конечно). Я готов.
Через десять минут мы были уже в дороге. Я совсем не думал о происходящей сейчас дуэли, вполне возможно, со смертельным исходом.
Однако, как я узнал впоследствии, до этого дело не дошло: один из участников был ранен – тяжело, но не смертельно.
В отличие от пути на праздник, назад моя лошадь несла двойную тяжесть. Это уже не было вопросом выбора или застенчивости девушки. Ноги не слушались ее отца – результат обильной выпивки, – и ему поневоле пришлось ехать на муле.
Дорога в Санта Люсию – продолжение того берегового пути, который ведет к Вергаре, и поэтому мы вскоре добрались до кипариса, который служил ориентиром на пути к дому Хиля Вентано. Здесь по всем правилам вежливости и обычаев гостеприимства я должен был попрощаться со своими новыми друзьями и ехать прямо в Вера Крус, хотя было уже очень поздно. Но хароко не пожелал и слышать об этом. Нет, я должен вместе с ними вернуться в его хакал и провести там ночь. У него есть запасной гамак; а на следующее утро мы пойдем за игуанами.
Меня не нужно было уговаривать; никому не хотелось так расставаться с хозяевами, как мне. Впрочем, должен сознаться, что не хозяин был причиной моего нежелания. Я мог теперь проехать верхом до конца света, не почувствовав усталости.
И вот, по-прежнему неся двойную тяжесть, моя лошадь добралась до хакала.
Глава VII
Невинный поцелуй
Было далеко за полночь; луна, до этого скрытая облаками, теперь ярко светила. Светлячки на платье и на лбу девушки, казалось, потускнели. Серебристый свет луны приглушил их золотисто-красноватое свечение. Однако я заметил необычную бледность щек Рафаэлиты, которую объяснил испытанным возбуждением и усталостью от танцев и дороги.
Все же мне показалось, что есть еще что-то, она что-то хочет мне сказать, словно избавиться от какой-то тяжести.
Мы все спешились, и отец ее ушел. Он пьяным голосом заговорил об ужине, вспомнил мою склонность к мясу игуаны и отправился свежевать ящерицу, убитую сегодня утром.
Мы остались наедине, и девушка сказала:
– Я почти жалею, кабаллеро, что приехали с нами.
– Почему? – спросил я удивленно и слегка раздраженно.
– Потому что это опасно.
– Опасно? Для кого?
– Для вас, сеньор капитан.
– Но как? Каким образом, сеньорита?
– На фиесте были ваши враги – я хочу сказать враги вашего народа, американцев. Вы заметили мужчину в черной глазированной шляпе с ниткой жемчуга? Рослый мужчина с темно-каштановой бородой? На нем была фиолетовая манья.
Конечно, я обратил внимание на человека, соответствующего этому описанию; заметил также, что в толпе он не раз и не два бросал на меня враждебные взгляды – мрачно смотрел на меня из-под кустистых бровей.