Охотник на лис

Томас Дэвид

Я знал, что в Университете Оклахомы Дэйв будет победителем, но в том, как сложатся дела у меня, я уверен не был. Шел всего лишь четвертый год моих занятий борьбой, а мы вступали в одну из самых сильных в США команд.

Завоевание чемпионского титула на командном первенстве Национальной ассоциации студенческого спорта казалось чудом. В Университете Оклахомы от борцов и ожидали именно такого чуда.

Чтобы выжить в борцовском зале Университета Оклахомы, мне надо было буквально выпрыгнуть из шкуры, а не просто несколько улучшить мои результаты. Мне надо было пожертвовать жизнью и тренироваться настолько интенсивно, насколько позволяли мои тело, ум и душа. Величайший

противник, с которым мне предстояло столкнуться в Университете Оклахомы, сидел на пассажирском сиденье нашей старенькой «Субару», и, честно говоря, у меня не было хорошего разведывательного отчета о себе самом. Я по-прежнему не знал, кто я таков.

Провал не рассматривался. Вообще. Но, с другой стороны, я понятия не имел, смогу ли я превзойти всех борцов моего веса в тренировках, хитрости, совершенстве и в способности терпеть страдания. В условиях, когда на кон поставлено все, чем я был готов пожертвовать – мое имя, моя репутация, мое представление о себе самом, мое шаткое позитивное отношение к жизни, сама моя жизнь, в конце концов.

Направляясь в Оклахому, я принял девиз «сделай или сдохни». Я буду делать все, что угодно, чтобы стать величайшим бойцом мира. Если у моей мечты был хоть какой-то шанс осуществиться, я должен копить необходимую для этого энергию.

И все же меня терзали серьезные сомнения.

Да была ли у меня хотя бы возможность стать лучшим? Мог ли я исполнить свое обязательство выдержать все, не зная, из чего слагается это самое «все»?

Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Не знал я и того, что Оклахома станет для меня адом на земле.

Я увидел городок Норман, штат Оклахома, тогда, когда мы приехали туда, чтобы стать студентами. Однажды, во время поездки в поисках места продолжения учебы после школы, я был в городе Стилуотер, где находился Университет штата Оклахома, но то было весной. А лето в Оклахоме – это совсем другая история.

На первой тренировке всю команду построили на берегу пруда для уток за общежитием спортсменов. Мы построились и побежали по вытоптанной дорожке. Господи боже! Я думал, что бегу по поверхности солнца.

* * *

Дэйв и я избрали главной дисциплиной физкультуру, поскольку занятия ею в наименьшей мере отвлекали нас от борьбы. Мы с Дэйвом выбрали как можно больше одинаковых курсов, так что если один из нас отсутствовал из-за соревнований или болел, другой делал все конспекты и делился ими. Чтобы преодолеть проблемы, связанные с дислексией, Дэйв напряженно работал. Я окончил курс со средним баллом 3,0, а средний балл Дэйва был выше моего, но предоставленные нам возможности получить образование мы воспринимали несерьезно. Мы оба пошли в университет, чтобы бороться, а не для того, чтобы получить образование.

В университете Оклахомы меня, возможно, принимали за глухонемого. Я не разговаривал, если это не было совершенно необходимо, или говорил крайне редко и для того, чтобы заставить кого-нибудь рассмеяться. Имея отца-комика, я считал, что если у речи есть наилучшее применение, то оно заключается в том, чтобы вызывать у людей смех.

Впрочем, с борцами моей весовой категории я никогда не пускался в шутки. Если стоишь на ковре, надо превращаться в эгоистичного, алчного ублюдка и мучить противника до тех пор, пока ты сам или звуковой сигнал об окончании схватки не заставит его сдаться. В спорте я очень быстро научился тому, что в своей весовой категории нельзя отдаваться какой-либо дружбе или доверять кому-либо. Устанавливать дружеские отношения допустимо с борцами других, далеких от твоей собственной весовых категорий. Ты знаешь, что такие люди не будут оспаривать твое место в команде. Дружба с ними даже поощрялась. Находиться в окружении успешных людей полезно – это мотивирует. Если кто-то достигает великолепных результатов в борьбе, такого человека надо уважать. Если такого уважения нет, ты не уважаешь то, чем сам хочешь стать.

Но в своей весовой категории и категориях, близких к ней, обо всем этом надо забыть.

Я напряженно работал над тем, чтобы сделать себя как можно более недоступным. Я всегда говорил меньше, чем тот, с кем я разговаривал. А когда мне надо было говорить, я сводил объем сказанного до минимума. Людей, которые не занимались борьбой, я избегал настолько, насколько это было возможно. За исключением студенток, знакомиться с которыми я, конечно, хотел. Я часто носил солнечные очки и наушники для того, чтобы люди не знали, смотрю я на них и слушаю ли я их. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, о чем я думаю и что я чувствую.

При уровне, которым обладали окружавшие меня в Университете Оклахомы борцы, мне было необходимо любое преимущество, которым я мог заручиться. Такие преимущества включали и ауру устрашения. Я не мог позволить себе такую роскошь, как проявление моей человечности. Потому что, как только другие начинали понимать меня, аура устрашения начинала слабеть, разваливаться. Это причиняло мне вред в отношениях с другими людьми, особенно с представительницами противоположного пола. Но ради победы надо было жертвовать всем.

Все университетские борцы жили на одном этаже общежития, но я не считал, что могу позволить себе проявления сострадания, дружбы или доверия. В борцовском зале все эти качества будут использованы против меня же.

Дэйв был другим. На ковре он становился безжалостным варваром, но, покинув ковер, он снова превращался в ангела. Впоследствии он научился говорить по-русски и мог непосредственно общаться с русскими и лучше понимать то, как мыслят лучшие борцы мира. Русские борцы и болельщики уважали это умение Дэйва до такой степени, что на турнире в Тбилиси в советской Грузии Дэйв мог сидеть на трибунах и болтать с болельщиками, а потом выходил на ковер и терзал следующего соперника, после чего переодевался, возвращался на трибуны и продолжал болтать с болельщиками.

Со мной в межсезонье происходило что-то другое. В межсезонье я развлекался как безумный, но с ноября и до третьих выходных марта для меня не существовало ничего, кроме борьбы. Борьба была для меня всем миром, даже когда я покидал борцовский зал.

Из-за смены университета нам с Дэйвом пришлось пропускать соревнования в первый год пребывания в Университете Оклахомы. За свою долгую спортивную карьеру я был свидетелем того, что некоторые спортсмены превращали свой год освобождения от соревнований в год каникул, практически отпуска. Но не я. Я не считал, что нахожусь в достаточно хорошей форме для того, чтобы постоянно входить в состав команды, и потому решил обратить год освобождения от соревнований в преимущество.

Тренеры Абел и Хамфри составляли отличную пару наставников. Тренер Абел не слишком глубоко вдавался в технические аспекты борьбы. Он дважды становился чемпионом Национальной ассоциации студенческого спорта, но в те времена, когда техника как условие успеха была не так уж и важна. А тренер Хамфри, который продолжал карьеру борца, хорошо знал технику и больше разбирался в техническом аспекте тренерской работы. У тренера Абела было отличное понимание сути и цели программы, и он отлично строил команду, которая была настолько хороша, насколько она могла быть.