Охотник на лис
Шрифт:
После моей победы мы с Дэйвом стали первыми в истории борьбы в США братьями, завоевавшими золотые олимпийские медали. Но ненадолго, потому что в следующем за моим поединке Лу Банак завоевал золото. Как и Дэйв, его брат Эд выиграл золото днем раньше.
Хотелось бы сказать, что, одержав победу, я был вне себя от счастья. Но это было бы неточно. Телевизионную трансляцию того матча можете посмотреть на YouTube. Когда я смотрел трансляцию, я заметил, что до перерыва на рекламу я ни разу не улыбнулся. Самым сильным чувством, которое испытывал я, было чувство облегчения. Оно пришло не в самый момент награждения золотой медалью (об этом моменте
Церемония награждения оказалась довольно странной. Единственное, что отличает золотых медалистов от тех, кто завоевал серебро и бронзу, то, что обладатель золотой медали слушает исполнение национального гимна своей страны. В университете я испытывал эмоциональный подъем, слушая гимн перед матчами. Я использовал этот подъем для того, чтобы психологически настроиться на борьбу. При моем низком показателе потребления кислорода мне приходилось находить способы вызывать приток адреналина, и все, что я мог использовать для повышения эмоционального настроя, было необходимым оружием, висящим у меня на поясе. Но исполнение гимна на Олимпийских играх после того, как я закончил борьбу, оказало совершенно другой, необычный эффект. Во время исполнения гимна, который пели болельщики-американцы, и подъема звездно-полосатого флага над ареной я просто не знал, какие чувства должен испытывать.
Впервые я осознал важность последнего матча в ванной. Как и после того, как я победил на чемпионате штата Калифорнии 1978 года, я ушел в ванную, чтобы несколько минут побыть одному. Мой путь к олимпийскому золоту был не таким, как у других борцов (не говоря уж о том, что мой путь был интереснее благодаря дисквалификации и возвращению в турнир после первого поражения). Я не знаю, так ли это и теперь, но мне сказали, что я – один из двух борцов в истории Олимпийских игр, которые проиграли поединки, но все же выиграли золото.
Когда посмотрел на свое отражение в зеркале, я увидел человека, которому было даровано чудо. Была дисквалификация, вокруг матча были споры, после которых во время дальнейших поединков за Дэйвом и мной внимательно следили. Затем мне пришлось мобилизовать все имевшиеся у меня физические и эмоциональные силы для того, чтобы победить Криса Ринке. Он бился отчаянно.
Теперь – о сравнениях меня с Дэйвом. Как и многие другие, я еще до турнира знал, что Дэйв завоюет золото. На Олимпийских играх он был единственным действующим чемпионом мира и в 1984 году находился в отличной форме. В тот год никто из приехавших (и не приехавших) в Лос-Анджелес борцов не смог бы одолеть Дэйва.
Но не думаю, что Дэйв был уверен в моей победе. В том, что я одержу победу, не был уверен и я сам. В тот год я показывал нестабильные результаты. Иногда боролся великий Марк Шульц, а иногда – Марк Шульц-неудачник. И на самой большой борцовской арене, неся на плечах тяжелейшее бремя ожиданий американских болельщиков, собравшихся посмотреть на соревнования, которые проходят раз в четыре года, мне надо было предотвращать появление неудачника всякий раз, когда он хотел появиться без предупреждения.
Перед тем как я ушел из ванной, я точно понял одно: Господь благословил меня чудом.
В тот вечер Дэйв и я не говорили о нашей победе. Мы знали друг друга так хорошо, были так хорошо синхронизированы друг с другом, что нам не надо было обмениваться мыслями для того, чтобы понять: пройдя турнир до конца, завоевав золотые медали и продемонстрировав упорство в борьбе, каждый из нас испытывает облегчение.
Да, в тот вечер я отпраздновал получение золота. С Дэйвом была его жена, а у меня подружка Терри, и мы с друзьями устроили вечеринку. Хорошо погуляли. Если бы за вечеринки давали золотую олимпийскую медаль, это медаль досталась бы нам.
Большая группа завоевавших олимпийские медали американских спортсменов отправилась в тур по трем городам, где спортсменам предстояло принять участие в парадах и приемах. Нас с Дэйвом включили в состав этой группы. Без него я бы и не поехал. Но турне вылилось в конфуз. Правил поведения во время полетов не было. Например, нам не надо было пристегиваться ремнями безопасности. Во время одного из взлетов (а при взлете самолет задирает нос, отчего его хвост опускается) какой-то спортсмен (не знаю его имени) позировал для какого-то журнала в передней части салона и начал «скользить» по проходу. Какой-то волейболист откупорил бутылку шампанского и начал окатывать им пассажиров. Когда он добрался до меня и Терри, я в шутку швырнул его на пол.
На одном из парадов я ехал в одной машине с гимнасткой Мэри Лу Реттон, завоевавшей пять медалей, в том числе золото в личном зачете по многоборью. Мэри Лу была действительно замечательной девушкой, познакомиться с ней и провести немного времени в ее обществе было здорово. Как бывший гимнаст и золотой медалист по борьбе, я испытывал глубокое уважение к Мэри Лу за прекрасные выступления, удостоенные пяти медалей.
Хочу сказать, что тот парад проходил в Далласе. Мы с Мэри ехали во второй открытой машине, следовавшей за первой, в которой находился кто-то из городской администрации. Когда на пути парада мы достигли точки, в которой была предусмотрена короткая остановка, этот чиновник вышел из своей машины и направился к нашей. Не сказав ни слова Мэри Лу и мне, он обратился к Терри: «Должен спросить, кто вы такая». Уверяю, Терри была достаточно хороша для того, чтобы остановить парад.
Моя золотая медаль дала мне возможность познакомиться с другими выдающимися спортсменами, такими, как гимнаст Питер Видмар и бегун Эдвин Мозес. Познакомился я и с Эдом Кохом, который в то время был мэром Нью-Йорка.
Но самым волнующим моментом была встреча с президентом Рональдом Рейганом и его супругой Нэнси в отеле Beverly Hills Hilton.
У сотрудника секретной службы Боба ДеПросперо был сын Бобби, который занимался борьбой в Университете Оклахомы в то время, когда там тренировались я и Дэйв. ДеПросперо был руководителем службы безопасности Рейгана, и когда спортсмены выстраивались перед встречей с Рейганом, ДеПросперо поставил Дэйва и меня в середину очереди и крикнул: «Эй, Марк, Дэйв. Пройдите сюда!» Он провел нас за бархатные шнуры в начало очереди.
– Мистер президент, – сказал ДеПросперо, – вот ребята, о которых я вам рассказывал.
Это ошеломило меня. Кто-то рассказывал президенту США о нас? Благодаря ДеПросперо я стал первым спортсменом, представленным в тот день президенту. Мы позировали для фотографов, и я потянулся вперед, чтобы вежливо поцеловать миссис Рейган в щеку. В этот момент она повернула голову направо, и мой поцелуй попал ей прямо в губы.
Смущенный этим, я начал пробираться к выходу, поскольку не был уверен в том, что следует делать человеку, поцеловавшему первую леди в губы. Но тут во мне проснулось влияние отца-комика, и я повернулся к Рейганам.