Охотник на лис
Шрифт:
Думаю, приход в борьбу стал для Дэйва моментом прозрения. В борьбе его проблемы с чтением не имели значения, значение имела брутальность, а ее у него было в избытке. Кроме того, поскольку Дэйв был таким умным, он мог делать то, что делали другие, причем лучше, чем это делали другие, а потом изобретать собственные приемы. Даже когда он начал бороться, он мог перехитрить соперников, заставить их занимать позиции, в которых, как они думали, имеют преимущество, – и только для того, чтобы быстро узнать, что вместо этого они попадали в подстроенную Дэйвом ловушку. Но к моменту, когда до них это доходило, было уже слишком поздно.
Единственная забота Дэйва заключалась в том, чтобы стать лучшим борцом.
Когда Дэйв занялся борьбой, мы обнаружили: поскольку у него как у дислектика ни одно из полушарий головного мозга не было доминирующим, это, по-видимому, давало ему преимущество: он одинаково свободно владел обеими руками. Он писал и бросал левой рукой, пинал правой ногой, а при стрельбе целился преимущественно правым глазом. Не будучи ни левшой, ни правшой, Дэйв мог одинаково хорошо выполнять движения с обеих сторон. Противникам было трудно определить стойку Дэйва, и они были уязвимы перед ним – он мог одинаково успешно атаковать слабую сторону противника, какой бы она ни была.
Поскольку Дэйв жил, по сути, только борьбой, он стремительно прогрессировал. В восьмом классе он вошел в университетскую юниорскую команду и занял четвертое место в штате. В девятом (у нас старшая школа начиналась с десятого класса) он выступил на Мировом чемпионате по борьбе для мальчиков в столице Перу Лиме, где занял второе место, уступив борцу из Великобритании.
Меня восхищала стремительность прогресса Дэйва в столь сложном виде спорта. Впрочем, сам Дэйв свои успехи оценивал скромнее. Его обычная манера поведения не позволяла посторонним догадаться, успешно ли идут дела или очень плохо.
Дислексия Дэйва, по-видимому, давала ему еще одно преимущество. Дэйв привык с лихвой компенсировать ее – хотя бы для того, чтобы не уступать одноклассникам, не выделяться среди них. А когда Дэйв догонял одноклассников, он не прекращал прикладывать сверхусилия. Эта особенность проявилась и на ковре: Дэйв сначала догнал, а затем превзошел своих ровесников, а потом превзошел и борцов, которые были старше него. Его достижения среди борцов-учащихся старшей школы до сих пор остаются непревзойденными.
Мое знакомство с борьбой было не таким убедительным, каким оно было у Дэйва.
Борьба входит в обязательную программу физического воспитания для седьмого класса. На следующий же день после изучения различных приемов начался турнир, участие в котором было обязательным для всех семиклассников.
Поскольку схватки проводили только во время уроков, турнир затянулся. Моя схватка должна была состояться в конце первого тура, и меня это злило. Чем дольше я ждал схватки, тем больше времени я размышлял о последствиях, которые может иметь поражение для моего статуса лучшего спортсмена. Это был не первый раз, когда у меня перед соревнованиями возник мандраж, но так сильно под ложечкой никогда прежде не сосало. (Это ощущение я испытывал перед каждой схваткой на протяжении всей моей борцовской карьеры. Никогда не думал о том, как избавиться от этого чувства, но я научился контролировать и даже использовать его для того, чтобы вызывать приливы адреналина перед схватками.) Поражение было бы унизительным, и я ежедневно думал об этом, наблюдая за схватками одноклассников.
Наконец, когда пришел мой черед, я смог провести бросок через спину с захватом руки и шеи противника и положить его на лопатки. Но радости от победы не было, потому что я сразу начал чувствовать тяжесть того, что случится, если я проиграю схватку во втором туре.
Понятно, в седьмом классе соревнования были так себе – ведь никто из нас не был опытным борцом. Все мы прошли одинаковый краткий курс подготовки. Хотя борьба – спорт, не основанный на интуиции, в котором способен преуспеть любой, благодаря моим физическим возможностям я победил во всех четырех схватках, успешно проводя броски через спину и укладывая противников на лопатки.
Всякий раз, когда я одерживал победу в школьном турнире, на меня нападал страх перед следующим туром. И когда я победил в заключительной схватке, я испытал огромное облегчение, но и только.
Позднее в том же седьмом классе я решил войти в команду борцов. Но через несколько дней после этого Дэйв и я вернулись жить с отцом в Пало-Альто. Я любил мать, но всегда считал родиной Пало-Альто. У отца дом был лучше, и мне больше не надо было трястись от холода в сторожке. К тому же работа отца позволяла ему оставаться дома и заботиться о простых вещах вроде стирки. Это звучит просто, но одно то, что я ходил в чистой одежде, позволило мне тренироваться интенсивнее, до седьмого пота, обычно по несколько раз в день меняя одежду. Однако возвращение в Пало-Альто означало, что я лишался шанса бороться в седьмом классе.
В Пало-Альто я вступил в команду восьмого класса. Наш тренер был также тренером по плаванию, и основным видом спорта для него было плавание. Наши занятия борьбой проходили неорганизованно, и мы почти не изучали технику. Сезон продолжался всего шесть недель, в течение которых были проведены три турнира: районный, турнир северной части округа и окружной. В каждой весовой категории в каждом турнире участвовали 4 парня. Во всех трех турнирах я проиграл одному и тому же парню и закончил с результатом 3:3. Сезон был ничем не примечателен, и я не считаю его тем годом, когда я «начал бороться».
Когда сезон закончился, у меня не было ощущения того, что как борец я многому научился. Мне не нравилась борьба: этот вид спорта был слишком изнурительным.
Борьба не захватила меня в мере, сколько-нибудь близкой к той, в какой она захватила Дэйва.
Однажды, когда я учился в девятом классе, я сходил посмотреть, как тренируется команда старшей школы Пало-Альто, в составе которой боролся Дэйв, и познакомился с Эдом Хартом, который был тренером Дэйва. Харт был также школьным тренером по гимнастике и научил меня делать кувырок назад. Я сразу же подумал, что, помимо того что это интересно и повышает самооценку от того, что я могу делать что-то такое, чего не могут делать другие, гимнастика пойдет мне на пользу в плане общего физического развития, повысив мою гибкость, чувство равновесия и силу мышц.
Для меня гимнастика стала тем, чем борьба стала для Дэйва. Я решил стать гимнастом на всю последующую жизнь, а такие решения я считаю лучшим способом подхода к делу, в чем человек хочет добиться успеха. Я начал тренироваться дважды в день и познакомился с работавшим в Стэнфорде тренером Садао Хамада, одним из наиболее уважаемых тренеров по гимнастике в мире. Хамада начал работать со мной. Я быстро освоил длинный список гимнастических элементов и мог сказать, что я получил пользу в тех трех сферах, в которых, по моему мнению, гимнастика должна была помочь мне. В борьбе шквал приемов может вызвать у борца головокружение. Гимнасты ничего подобного не испытывают, потому что у них есть кинестетическое ощущение тела. Это причудливое выражение означает, что гимнасты всегда знают, где они находятся. Гимнастика сделала меня настолько гибким, что я мог выполнять шпагаты. Гимнастика сделала меня настолько сильным, что в какой-то момент я мог подтягиваться 55 раз подряд передним хватом. Гимнастика помогла мне также понимать и преодолевать страхи. Хорошие гимнасты бесстрашны, и чем больше страхов я преодолевал, тем сильнее становилась моя уверенность в собственных силах и способностях.