Охотник на санги
Шрифт:
Но как бы то ни было, я здесь, сэр Перси жив. Морды бить бесполезно, надо договариваться.
Болек наконец поднялся на ноги. Я предусмотрительно крепко взял его под руку. Так я мог не бояться отражателя: чтобы попасть в меня, Табаки пришлось бы палить по своим. Будем надеяться, что это его остановит.
– Молодец, Табаки, – прошепелявил Болек. Видно было, что пока ему трудно представить свой рот полным зубов. Потом он простонал: – Ну откуда ты взялся, Гобза? Учитель сказал, что разберется с тобой…
– А вместо этого
Про себя я уточнил: может быть, уже исчез. Но вслух этого не сказал: исчезновение – не повод для шуток и шантажа.
Экологи уставились на меня – кто с недоверием, кто с ужасом. Самые младшие открыли рты. Болек дернул головой. Я видел, что он тоже не прочь закончить разговор миром. Еще бы, после такой-то бани, злорадно подумал я, почесал кулак и распорядился:
– Скажи этому придурку, чтобы отпустил сэра Перси. Я тебя больше не трону.
– А ты скажи ей, – Болек кивнул на Эсмеральду, – чтобы перестала юродствовать и шла с нами.
Так вот в чем дело… Значит, пан Болек напал на сэра Перси с целью вернуть девицу! Теперь я не сомневался ни секунды. Эсмеральде ничего не грозит. Минует кризис, и она снова сбежит от экологов. Если захочет.
– Она пойдет с вами, когда сэр Перси окажется у меня за спиной, – сказал я. – А Болек вас догонит, когда мы будем в безопасности.
– Нечего мне указывать! – Эсмеральда лягнула в колено одного из державших ее экологов. – Я никуда отсюда не пойду!
Болек причмокнул ссадиной на губе.
– Ну что ты дуришь? Посмотри: хоромы, на которые ты позарилась, – все, пшик!
– Ах ты!.. – задохнулась Эсмеральда. – Да как ты смеешь?! Да я сама сто таких домов бы понастроила, если бы захотела! Я не поэтому… Я…
Болек скорчил постную гримасу, которая всегда так удавалась Алану Нэю. Вздохнул:
– Бедная… Как обработал ее старикан… Ничего. Несколько дней в общине приведут ее в чувство. Значит, девушка уходит с нами?
– Никуда не пойду! – выламывала руки Эсмеральда.
Ее упрямство начинало меня раздражать. Нашла время играть в Зою Космодемьянскую! И тем самым ставить под угрозу безопасность сэра Перси. Очень мне не нравился прозрачный, блуждающий взгляд Табаки…
– Помолчи, дура! – рявкнул я. – Пойдешь как миленькая. Ну что, граждане экологи, расходимся по-хорошему?
– Табаки, отпусти его, – вяло махнул рукой Болек.
И тут случилось то, чего я боялся.
Табаки шмыгнул носом и заявил:
– Ты чего, Болек? Этот пердун твою девчонку, а ты… Гобза тебе навалял, ты и раскис, да? Гы-ы-ы! Стоять! – взвизгнул он, заметив, что я дернулся в
Табаки сорвал с себя вязаную шапочку. Елочки зеленые… Наискось, выше правого уха головы у него не было вообще. Острые обломки кости выпирали под кожей, отчего череп имел форму неправильного, чудовищного многоугольника. В лунном сиянии эта фантасмагория производила особое впечатление. Меня едва не стошнило.
– Вот оставил на память, – горделиво пояснил Табаки. – Никому не показывал, только Алану.
Табаки – самоубийца? Что-то мне не верилось. Я не мог представить себе это существо несчастным влюбленным. Оскорбленным? Затравленным? Такого, пожалуй, затравишь…
– Зачем ты это сделал? – брезгливо спросил я.
– Любопытно стало. Что будет, если стрельнуть себе в башку?
И Табаки снова шмыгнул носом. Он подтолкнул сэра Перси к самому краю дыры, зияющей на месте дома. Тот не сопротивлялся. Понимал ли он вообще, что происходит?
– Угомони его, – обернулся я к Болеку.
Тот улыбнулся разбитым ртом:
– Сбавь обороты, Гобза. Торги отменяются. Думаешь, его можно остановить? Мы, самоубийцы, народ отчаянный.
Я вспомнил, что говорила Гиппиус: в ряды «Молодых экологов» принимали исключительно самоубийц. Ах, Нэй… У тебя были далеко идущие планы… Они ни перед чем не остановятся, ничего не испугаются, они ненавидят Атхарту. С таким отрядом можно решиться на любую авантюру.
– Ты, Смоллетт, подлый вор, – заявил Табаки. – Алан тебя терпеть не мог. Я приговариваю тебя к смерти. Приговор привести в исполнение немедленно.
– Берегитесь, молодой человек, – отозвался вдруг сэр Перси бесцветным голосом. – Атхарта умеет постоять за себя.
– Хватит умничать! Достал.
Табаки, ухмыляясь, поднял отражатель.
– Не-э-эт! – повис над парком женский крик.
Эсмеральда, каким-то чудом освободившись, в два прыжка достигла сэра Перси. Она повисла на нем, едва не обрушив его в пропасть. Она обнимала его не только руками, но всем телом. Она что-то твердила ему… Сэр Перси тщетно пытался оторвать девушку от себя. Табаки не сводил с них объектив, но медлил.
Луна, воссозданная в Атхарте воспоминаниями миллионов человеческих поколений, щедро заливала светом парк. Сэр Перси и Эсме стояли на краю пропасти. Белое платье девушки полоскалось на ветру.
Господи! – взмолился я неведомо кому. Ну что же мне делать? Поступить, как Эсмеральда? Закрыть их собой, разделить их участь? Или порвать Болека на мелкие клочья? Или попытаться добежать до Табаки раньше, чем он нажмет на кнопку? И – не успеть, не успеть… Если бы я и в самом деле был тем громилой, которого изображал, я бы не сомневался. Кинулся бы очертя голову – и у меня был бы шанс. Но я обычный хлюпик. Хороший парень, но совсем не герой.