Охотник на санги
Шрифт:
– Ася Валентиновна, а давайте мы с вами заедем в одно местечко. Выпьем кофе, подождем, пока пробка рассосется…
Он так боялся спугнуть ее любым проявлением чувств, что говорил самым что ни на есть небрежным тоном. Ася помедлила, но все же кивнула.
«Рено» вырвался из западни в свободный переулок, закружил темными улицами, победно проскочил на желтый свет и притормозил напротив заветных дверей… Вот черт. Марк в досаде ударил по рулю. Ася взглянула на него удивленно. Одна из главных составляющих этого чудесного места не сработала, подвела: припарковаться было негде. Не судьба, вздохнул по-бабьи
Официантки-стюардессы приветливо улыбались постоянному посетителю. Пять крошечных канделябров вспыхнули на самом уютном столике. В кафе, как по заказу, не было ни души.
– Славное место. Вы часто здесь бываете? – спросила Ася, оглядываясь.
Понимает ли она, что он сейчас пустил ее в святая святых своей души? Вряд ли. Она впервые спросила Марка о нем самом, но он не стал пускаться в откровения. Она даже не попыталась изобразить на лице интерес – просто спросила, чтобы поддержать разговор. Он ответил односложно, после чего оба замолчали. Марк пил кофе, Ася – зеленый чай с лимоном. Потом она украдкой взглянула на часы. Проверила мобильный: не пропустила ли звонок. Решительно встала.
– Марк Александрович, мне, пожалуй, пора. Спасибо за попытку, но на метро я доберусь быстрее.
И тогда Марк достал свой последний патрон. Он спросил:
– Ася, а почему вы никогда не говорили, что ваш муж Алексей Мишкин и ваш бывший одноклассник Егор Гобза погибли, столкнувшись друг с другом?
63
Дом сэра Перси был отстроен за три дня. На том же самом месте: дружными усилиями мы поколдовали над дырой и превратили ее сначала в котлован, а потом в фундамент. Выросли стены, окна, башенка с флюгером. Я лично колдовал над входной дверью, стараясь повторить все детали, включая зеленоватый бронзовый колокольчик.
Наверное, восстановление заняло бы гораздо больше времени, если бы не Алекс. Он оказался настоящим волшебником. Никогда не видел, чтобы задуманные вещи возникали мгновенно, целиком, не требуя уточнений.
Мы сочли своим долгом восстановить дом именно таким, каким он был раньше – до последней дверной Ручки. На стройплощадке постоянно звучала бодрая перекличка:
– Кто-нибудь помнит, сколько на крыльце было ступеней?
– Елочки зеленые, кто напортачил с унитазом? Сэр Перси! Я же объяснял, этот шнурок не для красоты!
– Да-да, по потолку лепнина. И плафон с амурчиками.
– Алекс, я ценю ваше желание помочь и уважаю ваш творческий порыв. Но комната должна ограничиться тремя измерениями. Тремя!
– Я точно помню, амуров было пять. Уберите двух лишних!
– Да нет же, семь.
– Нет, пять!
При этом розовощекие амуры на потолке то появлялись, то пропадали.
В общем, было весело, как на школьном субботнике. Помнишь, Сурок? Мы всеми правдами-неправдами старались избежать этого мероприятия, а потом выяснялось, что убирать листья в парке очень весело.
У нас на счету были каждые руки – точнее голова. На помощь пришли все, кто хорошо помнил дом сэра Перси: и Билл Харт, и Самир, и даже пара-тройка экологинь, подружек Эсмеральды. Не было только Фаины. Впрочем, я и не ждал, что она придет.
За
И лишь однажды я отлучился со «стройки века», повинуясь странному желанию. Я решил навестить в Больнице Алана Нэя.
О том, что он в Больнице, я знал от экологических девиц. Они донесли, что в общине все говорят о пришествии святого Терентия. Молодые экологи в точности выполнили его завет: во время ночных бдений залатали небесный свод, а утром рейдом прошлись по Хани-Дью и уничтожили все «Т». Потом экологи один за другим потянулись в Больницу, чтобы навестить своего Чистого Учителя. И, когда увидели, как просвечивает сквозь него подушка, многим стало дурно.
Воспитательное значение этого момента трудно переоценить. В Атхарте очень легко творить пакости – до поры до времени. Ты уже точно знаешь, что ад не существует. Ты уверен, что двум смертям не бывать… Ан нет. Оказывается, и здесь ничто не остается безнаказанным.
Большинство питомцев Гиппиус покинуло общину, решив, что стихи писать куда безопаснее. А Болек ушел из Хани-Дью. Очень гордый парень. Жаль только, что не очень умный.
Когда я приехал в Больницу, меня встретил мой соотечественник, дородный дядька, представившийся Виктором Эдуардовичем. На мой вопрос о состоянии Нэя он развел руками:
– Увы. У мистера Нэя не тот недуг, чтобы можно было делать прогнозы. Мы здесь этим не занимаемся. Да и стоит ли заглядывать вперед, чтобы вылечить душу? Сначала надо привести в порядок «здесь» и «сейчас». Примириться с самим собой… Мы над этим работаем.
– Наверное, персонал Больницы состоит из самых лучших врачей, – улыбнулся я. – На Земле мало кто из ваших коллег умеет лечить души.
– У нас мало бывших врачей, – сообщил мой собеседник. – Только те, кто умер лет сто назад. Нынешние доктора ничего не знают о душе. Они плохо адаптируются в Атхарте и совершенно бесполезны здесь. Лично я на Земле был священником. А вот и палата мистера Нэя. У него, правда, посетители…
– Кто? – напрягся я.
– Как всегда – двое. Страшненький юноша по прозвищу Табаки. И хмурая девушка…
– Фаина, – поморщился я.
Эта встреча совсем не входила в мои планы. Я открыл было рот, чтобы отказаться от визита, но Виктор Эдуардович уже распахнул дверь в палату.
Рассеянный свет струился из двух окон сквозь розово-дымчатую кисею. Такие невероятные складки умели создавать только руки Фаины… Посередине стояла кровать. Она показалась мне пустой, я не сразу разглядел очертания человеческого тела. Елочки зеленые… А я еще подумывал, не захватить ли больному, как водится, апельсинов. Какие уж тут апельсины.
Фаина, сгорбившись, сидела рядом с кроватью Нэя на табурете. При виде меня она вздрогнула.
– Я не знал, что ты здесь, – быстро сказал я. – Думал поговорить с Нэем. Он, видишь ли, кое в чем виноват лично передо мной. Так вот, я хотел сказать…
– Не с кем здесь говорить, – оборвала меня Фаина. – Его уже почти нет. Табаки! Погуляй.
С табурета в углу слез Табаки. Стараясь не задеть кровать, словно боясь подцепить заразу, он вышел из палаты.
– Сидит здесь, как сыч, на нервы действует… Как сэр Перси? – спросила Фаина.