Шрифт:
Пролог
…началось довольно буднично. Ничто не предвещало непогоды, неурожая, неудовольствия и прочих обломов — ни в природе, ни в обществе, ни в небогатой событиями жизни отдельно взятого индивидуума — то есть меня.
Тридцать первое августа — день как день. Завтра в школу. То есть не в школу общеобразовательную, конечно же, а школу в смысле в академию (которая, правда, еще несколько лет назад была просто институтом) — я уже все-таки большой, самостоятельный человек, мне девятнадцать лет и я учусь на третьем курсе. Точнее, намеревался учиться на третьем курсе…
Ну вот. Собрался я, значит, провести последний день лета достойно, отдохнуть
Да и я позавчера хорошо проявился, чего уж там: пока Машка с параллельного потока на мне прыгала, все было отлично, так нет же, уговорила она меня поменяться и на нее сверху залезть, и только, значит, я морду вниз повернул и ей хорошенько вставил, так тут же и блеванул. Тем самым пивом с водкой. Как дитё малое — обычно ведь наоборот случается, то есть мутить начинает тогда, когда на спину переворачиваешься. Неприятно получилось: постель-то была не моя и не Машкина, в душевой вода, как всегда летом, сплошь холодная… да еще, помнится, «бум-бокс» чей-то на пол уронил… короче, вышло неудачно.
Хотя если бы меньше жрали водки и пошли к Машке домой (а она, зараза, поленилась), то все наверняка обошлось бы. Могли и натрахаться, и помыться заодно, как в том анекдоте: у нее в квартире джакузи величиной с ныне засыпанный бассейн «Москва». Как-то мы втроем с ее старшей сестрой там такое устроили… эх. Ну да ладно.
Так что шел я себе по негромкой (относительно) воскресной Москве, не спеша курил и думал неторопливую, слегка бодунявую (хоть уже и немного поправленную) думу.
Вообще-то я Москву люблю. Наверное, потому, что здесь родился. И первые десять лет своей замечательной жизни провел тут. А потом не тут — это когда родители развелись и батька, покинув теплое место в столице, проявил принципиальность (а заодно, наверное, и глупость) и стал мотаться по гарнизонам. И я вместе с ним. Хотя и не осуждал и не осуждаю его и его выбор — особенно после того, как пару лет назад познакомился с маминым новым мужем.
Однако же и сильно радоваться тут нечему. Поступать в вуз из замечательного и прекрасного города Мухосранска, где в конце концов оказался батька и где он закончил свои дни, не так-то легко. Сам прекрасный и замечательный город, кстати, вузов своих вовсе не имеет, я же несколько, как сейчас понимаю, самонадеянно решил покорять столицы, начав с Питера — сразу с Репинки. Дурень.
Рисовать-то я всегда рисовал неплохо, но даже и близ!ко не мог себе представить, какой уровень требуется для Академии. Пришлось обломаться, поворачивать оглобли в Москву и поступать в академию — уже с маленькой (мысленно) буквы и совсем не по художественной части, но с военной кафедрой.
Натурально, хрен бы я туда поступил, без больших денег-то, если бы не мама — это было как раз перед ее отъездом в стейтсы, успел, а то ведь сейчас и не переписываемся, и не знаю даже, где она со своим новым живет… Короче, сильно повезло, но обитаться пришлось в общаге, на родимом Юго-Западе, совсем недалеко от дома на улице имени перебитых кем-то двух чертовых дюжин комиссаров, где так славно пускались пузыри в розовом беспасмурном детстве.
Ну и вот. Иду я себе, значит, иду по Тверской (а до этого зашел я к Петьке на Земляной Вал и хлебанул одну десятую килограмма вискаря, «пешехода» с красным лейблом, другого у него не водится. Петька работает компьютерщиком в газетке, куда я раз в месяц сбрасываю текстик по договору, за что получаю небольшую сумму; а еще мы с Петрофаном немного подрабатываем на контрафактной компакт-диск продукции, сливаемой в регионы… еще кое на чем, но это уже не важно, а важно то, что после посещения логова Петронавта в кармане приятно зазеленело — Петруччо как раз вернулся с Горбушки и выдал мне мою долю), иду, бреду, щурюсь на солнышко, и появляется где-то на окраине сознания мысль, что неплохо бы влюбиться. Прямо здесь и сейчас.
Нет, правда (помнится, подумал я), что такого дурного и том, чтобы устроить маленькую такую охоту? Погоняться за прекрасным? Совершить, как говорит один мой знакомый, элегантный пик-ап? А то что-то в последнее время девки какие-то все больше одноразовые попадаются. Если не считать одной очень симпатичной брюнеточки; она, правда, тоже общажная, но мы с нею уже полгода как просто дружим: Ляля в свои восемнадцать все еще девица (в общаге! симпатичная!), и вообще непонятно, как ее с таким домашним воспитанием отпустили в столицу.
Правда, я постепенно начал заниматься ее половым образованием. Во всяком случае, что такое оральный секс, она уже знает. И довольно неплохо, надо сказать.
И вот с такими милыми философскими мыслями и вздохами выволакиваю я из пачки сигаретку, начинаю — задумчиво эдак — щелкать зажигалкой, одновременно обходя очередного «бутерброда» с очередной рекламой, и в этот забавный миг на кого-то натыкаюсь.
Что же, бывает. Помню, первым делом почему-то поднял голову и посмотрел по сторонам, удивляясь, что вместо надписи «Академкнига» висит непонятная хрень, а потом вспомнил, что хрень висит давно, а книги — нету, и уже, наверное, никогда не будет… выпить, выпить, срочно водки, а то нестерпимо просто жарко, ай-яй-яй, как неприятно… бежать надо бы отсюда. Бежать.
Подальше.
Из страны?..
Какой? Вот продажная шкура…
И из шкуры — тоже.
Зажигалка и сигарета упали на панель, я шарахнулся в сторону — почему-то никого ни сзади, ни сбоку не оказалось — и тут услышал грудной женский голос:
— Простите…
Я дернул головой и уставился на обладательницу голоса.
О!
То, что надо, — это я понял сразу.
Девица совершенно в моем вкусе: сто семьдесят, девяносто два — э-э… пожалуй, даже пятьдесят пять — девяносто… на попу бы ее посмотреть… но ничего, посмотрим, это успеется… темненькая, стройненькая, шейка тоненькая, ушки аккуратные… а ротик! аж в штанах жарко… ручки… ножки… узенькие плечики… между топиком и джинсиками — а-афигенно загореленький и соблазнительно беззащитный животик… уси-пуси… а в пупочке — золотая висюлька… тоже загорелая… а лобочек-то, похоже, такой формы, что надо: значит, засовывать в нее удобно и так, и эдак — если стоя сзади, то ножку ей чуть приподнять… йо-хо-хо, наверняка у нее и в клиторе пирсинг!..
Да, чуть не забыл: глаза тоже красивые. Зеленые.
И лет девице-красавице никак не больше двадцати. Но готов дать… гм… руку на отсечение, что веселой половой жизнью она живет давно, по всему видно… и тут я соображаю, что я, понимаете ли, девочку изучаю, а она, ничуть не смущаясь — меня.
Ну и ладно. Ну и хорошо.
Фаллоу май дик.
— Э-э-э, — говорю, — прощаю. Все равно собирался бросить курить. И поджигать. А раз уж об этом, да еще в столь категоричной форме, просит такая очаровательная блюстительница нравственности — вы ведь бля… блюдете нравственность? — то я подчиняюсь беспрекословно.