Охотник за бабочками 2
Шрифт:
Я открыл глаза, благо Ляпушка в оче
едной раз свалилась в обморок и чуть ослабила хватку. Да и не так просто через липкие волокна задушить охотника за бабочками.
Передо мной, с огромной, просто гигантской дыркой в области живота истекал и булькал кровью прострелянный бармен.
До конца его не убили. Только ранили. Он покрутился вокруг, пытаясь сориентироваться, и побрел к выходу, по дороге пнув мертвое тело КБ Железного.
— Живучий гад, — сказал я сам себе. Про бармена, конечно. Как он сюда-то забрел. Хотя…. С его головой, вернее,
Кое-как, где зубами, где ногтями, я выкарабкался на свободу и первым делом выгнал из помещения дворецких-терминаторов. Без хозяина они мотались по комнате, не зная, что делать.
Потом усадил Ляпушку на стул, за отсутствием воды отхлестал по щекам, выбив при этом нечаянно пару зубов. Ничего, на Земле мы себя в порядок приведем. Главное, что выжили и большое дело сделали. Настолько большое, что даже не вериться.
От кучи распростертых тел отделился Кузьмич.
— Ты посмотри, командир, что этот гад сделал, — чуть не плакал он, прикрывая руками, а по возможности и крыльями здоровенную дыру на шортах, — Тут ведь никакая заплата не поможет. И что, я как последний дурак стану с голой попой летать? Да меня засмеют все.
— Ты трусы на себя накинь, — посоветовал я не убиваемому Кузьмичу, — Те, которые хотел на шатер приспособить.
Первый помощник совет принял и облачился в чудом оставшиеся в целости и сохранности трусы. Вид у него стал хоть и глуповатый, но без всякого налета стыда.
— Ты только резинку ослабь, а то задушит. Видик у тебя, скажу откровенно, еще тот.
— Ты, командир, лучше на Хуана посмотри, — захихикал Кузьмич.
Хуан, лысый, словно голова древнего мифического героя Котовского, перебегал зигзагами от одного укрытия к другому, стараясь спрятаться от наших глаз.
— Хуанчик! Прекрати дурака валять. Мы все тут не лучшим образом выглядим, — я одернул идеально выглаженную униформу и смахнул с ботинок пылинку, — Дуй лучше на Корабль и сообщи, что у нас все в порядке. Можешь приврать про море крови. И вот еще… Спасибо тебе. Вовремя ты меня прикрыл.
Хуан, заморгав опаленными ресницами, черным обугленным шариком полетел выполнять поставленную задачу, старательно придерживаясь темных углов.
— А-ах! — это куколка в себя приходит. А пока окончательно не пришла, я ее выбитые зубы спрячу. Потом покажу, вместе посмеемся.
Ляпушка открыла глаза, вздохнула глубоко-глубоко и чуть шамкая поинтересовалась, я ли это и почему еще живой.
— Победили мы, поэтому и живой, — ласково ответил я, поглаживая ее руку. Куколка на нежности не отвечала и только морщилась.
— Со мной все в порядке?
— Оба крыла в смятку, — сообщил я радостно, готовясь принять полагающуюся мне порцию благодарности. Даже губы насухо вытер и слюну проглотил.
— Идиот, — неожиданно сообщила мне куколка, морщась и постанывая. Про шамканье, которое ей так шло, я уже говорил.
— Почему это? — я немного обиделся. Не ожидал, что меня вот так обломают.
— Да не ты, — успокоила Ляпушка, — Вот этот, — она показала на распростертое тело КБ Железного, — Говорил, что ты чмо натуральное и выше своей задницы не прыгнешь. А еще он говорил, что ты урод радикальный. И еще, что ты тупая свинья. И еще, что…
— А хорошего, значит, ничего не сказал, — прервал я Ляпушку, — Про сердце мое смелое. Про душу преданную. Про то, что крестиком могу вышивать?
— Про крестики ничего, — наморщила лобик Ляпушка, — А, вспомнила! Убеждал он меня, что ты импотент. Что это такое, я не знаю, но КБ говорил убедительно.
— Так я могу опровергнуть данные лживые сплетни, — я завалил Ляпушку и вытянул губы трубочкой. Не тут то было.
Куколка шлепнула меня по губам и сообщила:
— Нет. Никакого секса. Только после свадьбы и рождения ребеночка.
Обдумывая слова Ляпушки, я плелся вслед за Кузьмичем, который летел рядом с бывшей куколкой, обсуждая мелочи предстоящей свадьбы. А также процент первого помощника от ожидаемой прибыли от наследства.
Странно как-то все получилось. Я больше года по свету мотаюсь, эту, простите, дуру выручаю. Рядом со смертью шагаю, сказки ей рассказываю, чтоб слишком не приставала. И что получается? Никакой благодарности. Никаких нежных слов. Даже спасибо не сказала. На фиг такое надо.
От лифтовой шахты до Корабля мы шли по раскатанной красной дорожке под фанфары местного самодеятельного духового коллектива. Преимущественно из бывшего танкового батальона.
Я плелся последним, принимая на грудь остатки поздравительных букетов из сушеных веточек можжевельника. Обычай здесь такой. По дороге развязался на ботинке шнурок. И я, то и дело уворачиваясь от букетов, вдруг подумал, что именно этот пустяковый факт развязанного шнурка останется в памяти местного населения. Ни наши подвиги, ни пролитая кровь и громкие победы. А именно болтающийся во все стороны шнурок. История любит вспоминать мелочи.
И стало мне неожиданно легко и весело. Черт с ней с Ляпушкой. Пусть она подавится состоянием паПА. И с Кузьмичем черт. Никуда он от меня не денется. Важно другое. Я открыл для себя удивительную правду. И заключается она в двух словах. Жизнь продолжается.
На планете мы гостили еще трое суток. Устраивали быт местного населения. Распускали в места постоянного картирования ополченцев. Возвращали из болот партизан, которые вдруг проявили удивительную активность и стали по ночам подкидывать бомбы под Вселенский, думая, что это вражеский объект.
Втайне от первого помощника, и особенно от Ляпушки, я подписал секретное соглашение с местными органами самоуправления, согласно которому вся добыча с местных рудников продавалась исключительно мне. Про друзей я, конечно, тоже не забыл. Прикупил по случаю Кузьмичу местный сухарный завод, а на Ляпушку записал всю прибыль от использования в сельском хозяйстве стратегического бомбардировщика, который окончательно переоборудовали под почтовый кукурузник. Хуану со всем его семейством выкупил на корню только зарождающееся на планете меховое производство.