Охотник за приданым
Шрифт:
—Откуда вам знать?
— Это общеизвестно. То, что мы видели, было очень талантливо, но это были всего лишь литературные персонажи. Они страдали из-за своих эмоций, но таких вещей не бывает в реальной жизни.
— Откуда вы это знаете? — настойчиво повторил граф.
— Потому что их не бывает.
— Если бы вы когда-нибудь любили, Прунелла, вы бы знали, что при этом все ваше существо превращается в поле битвы противоположных эмоций и любовь может поднять вас до облаков или низвергнуть в ад. Прунелла саркастически рассмеялась:
— Теперь вы играете, но не так талантливо, как Эдмонд Кин!
— Ваши слова, Прунелла, я расцениваю как вызов. — Граф говорил медленно и спокойно. — Я бы отдал многое, чтобы разбудить ваши дремлющие чувства.
— О чем вы?
Она посмотрела графу в глаза.
Прунелла
— Я хотел, чтобы вы покинули свою раковину и поехали в Лондон, Прунелла, чтобы увидеть жизнь такой, какова она на самом деле, а не такой, какой она кажется на чаепитии у викария. Но и в Лондоне такая упрямица, как вы, может видеть только то, что захочет сама, и, возможно, нужно попытаться найти другой путь.
— Я... не понимаю... о чем вы... говорите...
— Я говорю о любви, — сказал граф, — И о вашем невежестве в этой области.
— Я не стыжусь такого невежества, милорд, если любовь заставляет людей терять над собой контроль, забывая о долге и чести...
— А как вы повели бы себя в подобных обстоятельствах?
— Я всегда буду вести себя как подобает, — решительно ответила Прунелла.
Граф мягко рассмеялся:
— Вы так уверены и так агрессивны, но я нахожу ваше поведение весьма привлекательным: я никогда не встречал никого, похожего на вас, — признался он.
— Видимо, вы встречали очень странных людей.
— Конечно, они были странными, но в них не было ни вашей прелести, ни вашей гордости, Прунелла.
Граф не двинулся с места, но ей почему-то показалось, что расстояние между ними сократилось.
— Я думаю, милорд... — начала она. Вдруг, к удивлению Прунеллы, его руки обняли ее, он прижал ее к себе, и его губы; прижались к ее губам.
Секунду она была так изумлена, что просто не могла пошевелиться. Затем девушка попыталась оттолкнуть его, но руки графа крепко держали ее, а губы стали еще требовательнее. Прунелла была совершенно беспомощна в его руках, а его губы непонятно каким образом сделали ее пленницей. И хотя Прунелла говорила себе, что он ведет себя возмутительно и она не потерпит такого обращения, девушка чувствовала, как странное незнакомое ощущение растет в ней, наполняет ее тело, поднимается к горлу и достигает губ. Это было похоже на теплую волну, которая прошла сквозь нее, не встретив сопротивления, наполнив нежностью и сердце, и душу. Это было так странно, невыразимо и так прекрасно, что вопреки своему желанию Прунелла прекратила сопротивляться, и ее тело, и ее губы отдались в его власть. Она чувствовала в его поцелуе страсть и желание, его губы были жадными и настойчивыми, и это должно было казаться ей страшным и отвратительным, но вместо этого она с радостью подчинялась ему. Вдруг мир перестал для нее существовать и почва ушла из-под ног, и он поднял ее над облаками в безоблачный мир, соединив их губы. Внезапная боль была такой резкой, что пронизала ее существо, как удар молнии. Прунелла знала только, что на минуту прикоснулась к звездам и прижимала их к своей груди. И когда напряженность ощущений стала почти невыносима, граф поднял голову. Какое-то время Прунелла не могла думать ни о чем, кроме пережитых ощущений, она что-то прошептала и спрятала лицо на его плече. Он также молчал, крепко
— Теперь ты поняла, дорогая, о чем я говорил тебе?
Он нежно поцеловал ее в лоб и продолжал :
— Как скоро ты выйдешь за меня замуж, чтобы я мог продолжать учить тебя искусству любви?
У Прунеллы прервалось дыхание.
Ей показалось, что она не слышала этих слов, а только вообразила их.
Затем с невероятным усилием она вырвалась из его объятий.
— Что... вы... сказали?
— Я просил тебя выйти за меня замуж, — ответил он. — В конце концов, моя дорогая, если подумать, что может быть лучше? Ты ведь уже полюбила Уинслоу-холл как свой родной дом.
— Вы... действительно... думаете, что я... выйду за вас замуж?
— Можешь ли ты привести хотя бы одну причину, по которой тебе не следует этого делать? — спросил граф.
Он не двигался, но Прунелла подняла руки и выставила вперед ладони, словно бы защищаясь.
— Конечно, я не могу... сделать... ничего подобного!
— Почему нет?
— Если я сделаю это, Нанетт сразу решит, что я могу оправдать ее поведение, — растерянно произнесла Прунелла, сама не очень хорошо понимая, что говорит.
— Мне нет дела до Нанетт, — ответил граф. — Я говорю о нас, обо мне и о тебе, Прунелла. Может быть, сейчас ты со мной и не согласишься, но мы можем быть очень счастливы вместе.
Прунелла опустилась в кресло, чувствуя, что ноги не держат ее.
— Прошу вас, не будем говорить... об этом сейчас.
Граф не сводил с нее восхищенного взгляда. Она и не подозревала, как была прекрасна в платье цвета весенней зелени, с широко раскрытыми глазами, потрясенная новыми эмоциями, которые он пробудил в ней, с румянцем на щеках и яркими и влажными после поцелуя губами.
— Мы поговорим об этом завтра, — сказал он спокойно. — Иди спать, и пусть тебе приснится то, что я заставил тебя почувствовать.
Он наклонился, взял ее руку, поднес к губам, нежно поцеловал, перевернул и коснулся губами мягкой, почти детской ладони.
Граф почувствовал, как дрожь пронизала ее, посмотрел ей в глаза и сказал тихо и проникновенно:
— Я люблю тебя! Не беспокойся ни о чем, просто помни, как это было прекрасно.
Он отпустил ее руку и вышел, не оборачиваясь. Когда дверь за ним затворилась, Прунелла закрыла лицо руками и заплакала.
Она заснула только на рассвете и пробудилась намного позднее привычного времени. Чарити почему-то не разбудила ее.
Все, о чем она думала и что чувствовала накануне вечером, сразу нахлынуло на нее, и снова девушка повторяла себе, что все, что случилось с ней и графом, немыслимо и невероятно, это просто плод ее фантазии! И все-таки это случилось на самом деле. Он поцеловал ее и разбудил чувства, о существовании которых она даже не подозревала, прекрасные и недоступные воображению. «Это было нечто, что никогда не должно повториться, — говорила она себе, — а предложение графа слишком поразительно, чтобы в него поверить». Он знал о ее чувствах к нему еще до отъезда в Лондон! Он знал, что ее шокировало его поведение в прошлом и его позорное бегство из дома на четырнадцать лет, и если граф и не был уверен в том, что она презирала его за продажу картин, то он еще более туп, чем кажется! Нет, он знал и, наверное, нарочно сделал это, потому что она просила не продавать их. Но все это касалось только ее и ничего не значило в сравнении с тем фактом, что, если она выйдет замуж за графа, не будет никакой возможности избежать свадьбы Нанетт и этого «охотника за приданым», племянника графа, и жизнь сестры будет загублена. «Я не должна его больше видеть», — сказала себе Прунелла, не понимая, как можно забыть о том, что он заставил ее почувствовать. Это было неземное блаженство. Бессознательно Прунелла пыталась вооружиться против этого посеянного в ее душу чувства. «Я должна немедленно уехать из Лондона вместе с Нанетт», — шептала она себе, не понимая, почему губы, помнящие поцелуй графа, с таким трудом выговаривают эти слова.