Охотник за смертью
Шрифт:
Полковнику Котлярчук предложили обменять свою душу на Паука.
Нечестная сделка – за Паука Ада Мартиновна отдала бы и больше. Да вот беда, она вообще не поняла, что именно ей предлагают.
Молча встала, взяла ключи от машины и вышла из номера.
До волшебного дома было два часа езды – вполне достаточно, чтобы одуматься по дороге. В любой другой ситуации – вполне достаточно.
Звукоизоляция здесь была идеальная. Почти как на студии звукозаписи. И то, что от рыка содрогнулся весь дом, что-то об этом рыке да говорило. В том смысле,
Маришку ноги сами вынесли в коридор. Орнольф, она знала, еще с вечера обосновался в одной из гостиных на первом этаже и, кажется, собирался просидеть там до утра. А рычали откуда-то из их с Альгирдасом покоев.
Умный человек на месте Маришки остался бы в своей спальне. Под кроватью.
Но умных в ИПЭ, наверное, не берут.
Она с разбегу влетела в знакомую гостиную. Увидела, что интерьер как-то странно изменился.
Поняла, что это не новые обои, а потеки и брызги красной краски.
Увидела в дверях, ведущих в комнату Альгирдаса что-то… такое…
И поняла, что красное – это не краска. И вот это на полу тоже… не краска. И не кукла. Хотела закричать. Но прямо перед ней оказались вдруг яркие, восхитительно-алые глаза такого насыщенного цвета, что даже цвет крови на полу, на стенах – везде – как-то поблек.
А в следующую секунду Маришку отбросило в сторону.
Она грохнулась на пол и начала потихоньку соображать.
Это Паук… Красные глаза – это Паук. А толкнул ее Орнольф. И, не задерживаясь, страшным ударом в грудь отправил Паука обратно в его покои. Маришка со своего места видела, что Альгирдас метра два пролетел по воздуху, прежде чем влепиться спиной в самурайский доспех. Груда железа свалилась ему на голову. И он не успел подняться, когда Орнольф, такой пугающе быстрый, ударил снова. С размаху – в переносицу.
Таким кулачищем – как молотом.
Насмерть…
Обхватив себя руками за плечи, Маришка смотрела, еще ничего не понимая, просто фиксируя в памяти все, что видит. Как Орнольф методично и все так же быстро, всей тяжестью прижимая Альгирдаса к полу, вонзает ему в вену неизвестно откуда взявшийся шприц. Как тело под ним выгибается дугой, сбрасывая датчанина, освобождаясь… и падая обратно. Как домовые духи безмолвно, равнодушно убирают с ковра… ой, мамочки! Ой… что же теперь делать? Как же… теперь?! Это ведь, Господи, это…
– Ада Мартиновна, – прошептала Маришка, глядя расширившимися глазами на тяжелые от крови, но кое-где оставшиеся чистыми, сохранившие золотистый оттенок длинные волосы заклинательницы.
Духи молча вынесли тело. Большую часть. Остальные собирали… остальное.
– Хельг пил ее кровь? – требовательно и резко спросил Орнольф.
– Что? – Маришка боролась с тошнотой.
– Хельг. Пил. Ее. Кровь? – разделяя слова, повторил датчанин. – Или просто убил? Что ты видела?
– Просто?! – ошеломленно произнесла Маришка. – Просто? Это что, он ее убил? Альгирдас убил Аду Мартиновну?!
– Мариша, – Орнольф выволок неподвижное тело из-под доспехов, – отложи истерику, ладно? Мне сейчас – ну, никак не до тебя. Продержишься часок?
… – Орнольф, – пробормотал Паук. Тихо, почти жалобно, – не уходи…
– Конечно, не уйду, – Орнольф забыл о Маришке, наклонившись к распростертому у кровати телу. – Что ты, Эйни, разве я тебя оставлю?
На пальцах были когти – длинные, как ножи. Они судорожно скребли по ковру. Так дергаются лапы у раздавленного паука. Но Орнольф накрыл ладонью эту мерзкую, нечеловеческую руку, словно вобрал в себя агонизирующую дрожь и, обняв Альгирдаса за плечи, поднял с пола, прижимая к груди. С минуту он так и сидел, укачивая Паука, как будто успокаивал ребенка.
А тот вдруг вывернулся, совершенно не по-человечески, и впился зубами Орнольфу в шею.
Датчанин дернулся и втянул сквозь зубы воздух, но даже рук не разжал, чтобы если не отбросить чудовище, так хотя бы уронить обратно на пол. Зато Маришка снова чуть не заорала. До нее только сейчас дошло, что именно ей грозило.
Заорать у нее не получилось. Воздуха не хватило. А потом кто-то из духов закрыл дверь в комнату.
– Вампир, – сказала Маришка, глядя на Дюху.
– Вампир, – повторила она, взглянув на Макса.
Они уже были здесь. А как же? Когда что-то так ужасно рычит, а кто-то, не подумав, на этот рык несется, куда же деваться славным рыцарям-ипэсовцам? Только бежать следом.
– Можно было догадаться, – пробормотал Макс и добавил, поразмыслив: – Лучше вампир, чем… ну, чем то, что мы думали.
– Госпожа, – подал вдруг голос какой-то из духов, – ступайте в свои покои. Что будете пить: коньяк, водку или прикажете подать что-нибудь на свой выбор?
– Коньяк, – решил за Маришку Дюха.
Потом оба лейтенанта подхватили ее под руки и повели к дверям. Орнольф просил подождать с истерикой? Значит, придется подождать.
Плотные портьеры на окнах задернуты, чтобы в комнату не проник ни один рассветный луч. Если Хельг не видит солнца, приступы проходят легче.
Только не сегодня.
Орнольф продолжал укачивать Паука, время от времени, касаясь губами его лица.
Следовало расспросить духов о том, как госпожа Котлярчук попала в дом, да еще не куда-нибудь, а в личные паучьи покои. Следовало связаться с ИПЭ и устроить им разнос, чтобы раз и навсегда запомнили, чем заканчиваются нелегальные попытки контактов с Хельгом.
Ада…
Злые боги, она казалась такой осторожной. Такой умницей!..
И была так красива…
Недостаточно красива, чтобы пережить встречу со спятившим Пауком.
Обездвиживающий препарат: пятьдесят процентов – химия смертных, еще пятьдесят – чистые чары. Ничем другим Хельга не пронять.
Белая нежная кожа была, против обыкновения, теплой, почти человеческой.
Орнольф знал, что сейчас каждое движение причиняет Пауку невыносимую боль. Именно невыносимую – иначе черта с два бы он остановился. Когда-то оба решили, что нужно держать под рукой что-нибудь этакое… сильнодействующее. На всякий случай. От души надеясь, что случая не представится.