Охотник за смертью
Шрифт:
Ох… Как любит говорить Орнольф: тут выпить надо, чтобы разобраться.
Тот, другой, нездешний, вообще не был человеком. Фейри он был. Причем таким фейри, перед которым снимают шляпы разные там Сенасы. Он прожил свой срок в смертном теле, освободился от плоти и живет теперь, как подобает существу его порядка. А, будучи смертным, успел родить сына. Того, кого Гвинн Брэйрэ долго считали владыкой Тьмы, и который оказался повелителем стихий. Жемчужным Господином, если говорить на языке самих фейри. Змея родил, одним словом.
Какова была природа связи между той,
Паук, угомонись. Подумай, зачем Сенасу Дракула? Даже если предположить, что отец Змея за каким-то гадом явился сюда…
Внизу грохнуло. Рядом с ухом что-то свистнуло. Зазвенело разбитое стекло, осыпаясь градом осколков.
Альгирдас, оглушенный, ошеломленный, метнулся от окна. Заполошно хлопая крыльями, сделал круг над человеком с дымящимся пистолетом в руках. Он потерял ориентацию, почти ничего не слышал, поэтому наугад полетел прямо вверх, молясь о том, чтобы ни за что не зацепиться.
Свалившись в колючие кусты за оградой, он обернулся котом. А потом долго еще нервно вздрагивал и тряс головой, чтобы прочистить заложенные от грохота уши.
Стрелял в него Пастух. Умудрился подкрасться незамеченным. Хотя, если ты, Паук, еще разок так же глубоко задумаешься в непосредственной близости от Сенаса, к тебе не то, что Пастух, к тебе отряд конной гвардии незамеченным подберется. С трубами и барабанами. Болван!
Интересно, сколько раз за сегодня довелось награждать себя разными нелестными характеристиками? Раз сто, наверное. Все идет как-то… как-то не так. И, вроде бы, ничего еще не случилось. А чувство такое, будто уже поймали и бьют.
Эти смертные, они слишком много всего напридумывали. Железная дорога позволяет им путешествовать немногим медленнее, чем путешествуют фейри через Межу. Огнестрельное оружие разит на расстоянии не хуже заклинаний. Телеграф успешно заменяет собой паутину. Чародеи растеряли все свои преимущества, маленький народец учится жить по законам смертных, а Паук, – непобедимый и грозный Паук, защитник человечества, – сидит в кустах заброшенного сада и никак не может прийти в себя после грома пистолетного выстрела! Как же Орнольф привык ко всему этому? Как у него получилось?
И как без него тяжело.
Самое время начать жалеть себя, когда еще столько всего нужно сделать.
В голове все еще слегка звенело. Облик летучей мыши привлекателен в первую очередь очень тонким слухом, и надо же было попасться именно на этом. Так что Альгирдас не сразу понял, что к неприятному звону примешивается очень знакомое ощущение, тоже отчасти похожее на шум крови в ушах и означающее, что где-то рядом упырь пьет кровь.
Где-то? … Где?! Да в лечебнице же, будь она неладна!
На то, чтобы перемахнуть через ограду и вернуться к лечебнице потребовалось меньше минуты. Но входная дверь оказалась защищена подвешенным на притолоке распятием, а окна закрывали толстые решетки, и снова пришлось оборачиваться мышью, взлетать… только для того, чтобы убедиться: в этом доме ожидали вампира, причем такого вампира, от которого надежнее всех засовов берегут христианские символы. Там, внутри, под защитой святынь Белого бога, упырь живьем пожирал человека, а Паук безнадежно бил крыльями в стекла, не в силах даже отвлечь внимание нежити.
Жених! Именно он пил кровь подруги погибшей мисс Вестенр. Значит ли это, что и свою невесту он заел сам? И что с ним, будь он проклят, делать сейчас?!
Упырь, тем временем, уронил свою жертву на кровать. Вытер губы и бессмысленно уставился в окно на прижавшуюся к стеклу летучую мышь. Ни тени разума не было в его взгляде. И лицо с расслабленными мышцами выглядело одутловатой маской идиота. Видел он Альгирдаса? Вряд ли. Сенас только что покинул это тело, оставил, удерживаемое только паутиной. Через несколько секунд Жених вновь осознает себя. И он вряд ли вспомнит о том, что делал.
Не тот. Не он. Не Сенас. Который же из них?
Ладно, это потом. Надо как-то спасать эту маленькую женщину и надо как-то назвать ее, но сначала, пока не рассвело, нужно успеть в Карфакс. В конце концов, именно за этим Альгирдас сюда явился.
…Когда пятеро смертных буквально у него под носом проскочили в дверь старого дома, Паук даже не удивился. У него сил не осталось. Определенно, Сенас, единый в четырех лицах, решил доконать его таким вот изощренным способом.
Они вошли в дом, потом туда же промчалась целая стая фокстерьеров, и право же, в Карфаксе стало слишком шумно, чтобы соваться туда еще и непривычному к такой суете древнему чародею. В лечебницу тоже не попасть. К тому же, скоро рассвет. Но что там говорили охотники о сумасшедшем, предупреждающем хозяина о попытках проникнуть в Карфакс?
Кто этот бедолага? Безумец, подчиненный Сенасу? Или безумец, подчиненный просто упырю без имени и без личности?
Вот об этом стоит подумать.
Альгирдас вернулся к лечебнице и, принюхиваясь к наслаивающимся друг на друга запахам безумия, пошел вдоль стены, отыскивая нужное ему окно. Сумасшедший тоже учуял его, и в темноте одной из комнат первого этажа показалось за решеткой бледное лицо. В глазах безумца таился страх: не таким уж сумасшедшим был этот человек, в нем оставалось достаточно разума, чтобы понимать, что он оказался в реальности собственных кошмарных снов. И, однако, Альгирдас льстил себе надеждой, что не Паук – герой этих кошмаров, что в ужасных снах правит бал Сенас, древний упырь и безжалостный людоед.