Охотник за тенью
Шрифт:
Все было решено. Сандре недостало сил возразить, а Моро отвел от нее взгляд и перешел к другой теме.
– Наши уже заканчивают прочесывать сосновый лес под Остией, так что скоро мы сможем проанализировать вещдоки, восстановить динамику преступления и способ действия убийцы. А пока я хочу, чтобы вы прониклись проблемой до нутра, до мозга костей, до самых потайных и неисповедимых ваших уголков. Ступайте домой, выспитесь хорошенько. Завтра начнем изучать улики. И завтра чтобы не было ни следа эмоций, – предупредил он. – Завтра вы должны быть трезвыми и здравомыслящими. Собрание закончено.
Комиссар первым оказался
Моро устроил им эмоциональную встряску, но назавтра хотел от них «трезвости и здравомыслия». Но уже и сейчас Диана Дельгаудио перестала быть двадцатилетней девушкой, о чем-то мечтавшей, к чему-то стремившейся, строившей какие-то планы. Она утратила личность. Превратилась в предмет расследования, перешла в обобщенную категорию «потерпевших», удостоилась преходящего звания «жертвы преступления». И это преображение свершилось здесь, на глазах у всех, на этом собрании.
Привычка, напомнила себе Сандра. Антитело, помогающее полицейским переживать зло. Поэтому, коль скоро никто не обращал внимания на фото Дианы, Сандра сочла своим долгом смотреть на него – по крайней мере, пока все не уйдут. И чем дольше вглядывалась она в этот крупный план, тем ярче осознавала: что-то здесь не так.
Какая-то деталь выбивается.
В расплывшейся косметике, покрывавшей лицо девушки, было что-то странное. Сандра наконец поняла, что именно.
Губная помада.
– Учитесь фотографировать пустоту.
Именно так говорил в академии инструктор по панорамной съемке. Сандре тогда едва исполнилось двадцать лет; и ей, и ее товарищам эти слова показались абсурдными. Очередная расхожая фраза из полицейского лексикона, преподносимая как жизненный урок или абсолютная догма вроде «учись у врага» или «товарищей не бросают». Для нее, такой самоуверенной, такой нахальной, подобные выражения являлись частью промывания мозгов, которому подвергали новобранцев, вместо того чтобы сказать им правду. А именно: что человеческий род отвратителен и, занимаясь такой работой, все они вскоре станут тяготиться своей принадлежностью к нему.
– Безразличие – ваш лучший союзник, ведь важно не то, что находится перед объективом, а то, чего там нет, – добавил инструктор и повторил: – Учитесь фотографировать пустоту.
Потом он по одному запускал их в комнату для практических занятий. Что-то вроде съемочной площадки: гостиная в обычной квартире, с обычной мебелью. Но каждому из них объявляли: здесь произошло преступление. Их задача – понять, какое именно.
Ни крови, ни трупов, ни оружия. Обычная обстановка.
Чтобы достигнуть цели, следовало научиться не обращать внимания на диван, весь в пятнах от детского питания, что указывает на присутствие в доме маленького ребенка. И на освежитель воздуха, явно выбранный заботливой хозяйкой. На кроссворд, лежащий в кресле, наполовину решенный: кто знает, доведется ли кому-то решить его до конца. Проспекты туристических фирм, разбросанные по столику, оставленные кем-то, кто воображал, будто впереди – счастливое будущее, не зная, что с ним вот-вот случится что-то плохое.
Детали
И у Сандры получилось, к ее вящему изумлению. Отринув всякое сочувствие, она отождествила себя с потенциальной жертвой. Использовала ее точку обзора, не свою собственную. Представив себе, что жертва, скорее всего, лежала ничком, тоже растянулась на полу. И обнаружила под стулом послание.
Сцена воспроизводила реальный случай, когда женщина, умирая, нашла в себе силы собственной кровью написать три первые буквы имени своего убийцы.
Фабрицио. Ее муж.
Так она выдала супруга.
Потом Сандра узнала, что двадцать пять лет эта женщина числилась в списках пропавших без вести, а муж прилюдно оплакивал ее и по телевидению взывал о помощи. И что правда, спрятанная под стулом, выплыла наружу только тогда, когда он решился продать дом со всей обстановкой. Буквы обнаружил новый жилец.
Мысль о том, что возможно посмертное воздаяние, утешила Сандру. Никогда и нигде убийца не может чувствовать себя в безопасности. И все-таки, хотя тайна и была разгадана, труп женщины так и не нашли.
– Учиться фотографировать пустоту, – повторила Сандра в тишине, сидя в собственной машине. По сути, того же требовал и комиссар Моро: как следует погрузиться в эмоции, а затем, вынырнув из них, обрести необходимое хладнокровие.
Сандра, однако, не вернулась домой, чтобы обдумать, как вести себя на завтрашнем собрании, которое официально положит начало охоте на монстра. Перед ней, за ветровым стеклом, простиралась сосновая роща под Остией, освещенная прожекторами. Рокот дизельных генераторов и яркий свет галогеновых ламп приводили на память деревенские праздники, танцы на лоне природы. Но до лета далеко, и музыка не заиграет. Стоит суровая зима, и в лесу слышны лишь голоса полицейских: одетые в белые комбинезоны, они снуют по месту преступления, словно исполняя какой-то призрачный танец.
Они прочесывали местность целый день. Сандра вернулась сюда к концу дежурства и со стороны наблюдала за работой коллег. Никто не спросил, зачем она приехала, зачем дожидается, пока все уйдут. Но у нее была причина.
Догадка насчет губной помады Дианы.
Девушка работала в парфюмерном магазине. Сандра не ошиблась, когда, увидев косметику на ее лице, предположила, что Диана в этом разбирается. Но то, что Сандра проникла в такую сторону ее жизни, сократило между ними дистанцию. А это не к добру. Никогда не следует чересчур вовлекаться. Это опасно.
Сандра испытала это на своей шкуре два года назад, когда погиб ее муж и ей пришлось в одиночку расследовать дело, моментально признанное несчастным случаем и тут же закрытое. Чтобы отделить от ярости и скорби разумные соображения, потребовалось немало здравого смысла. И все же она сильно рисковала. Но тогда она была одна и могла себе это позволить.
Теперь появился Макс.
Он как нельзя лучше вписывался в жизнь, которую Сандра для себя избрала. Переезд в Рим, квартира в Трастевере, другие лица, другие коллеги. Нужное место, нужное время для того, чтобы посеять новые воспоминания. И Макс идеально подходил для того, чтобы разделить их.