Охотник. Кто-то мне за все заплатит!
Шрифт:
– А следы? – Полицейский в упор посмотрел на женщину. – Так никого и не видели? Вот что, уважаемая… я думаю, нам стоит побеседовать обстоятельнее. Давайте пройдем к вам в дом и поговорим. Или мне вас пригласить к себе?
– Не надо… – Мария Федоровна положила тряпку в ведро с грязной водой, и та медленно погрузилась. Женщина проследила за утонувшей тряпкой и грустно усмехнулась – вот так и она, все тонет и тонет в грязной воде проклятой жизни. Впервые ей захотелось умереть, и она не попросила прощения у Бога за эту грешную мысль. Ну когда же все кончится?! За что это ей?!
Они уселись за стол в кухне, друг напротив друга. Полицейский молчал, молчала и Мария Федоровна. Потом она не выдержала и предложила:
– Может, вам чаю налить? Жарко. Небось в горле пересохло?
– Давайте. Не откажусь.
Полицейский кивнул, Мария Федоровна вскочила, засуетилась у плиты – недавно ей купили газовую плитку и небольшой баллон – Коля привез из райцентра. После того, как она две недели готовила на электрической плитке и на печи под навесом во дворе, газовая плита казалась верхом роскоши.
Человек быстро привыкает к хорошему – к газовой плите, центральному отоплению, горячей воде из крана, а когда чего-то из этого, такого привычного, лишается – мечтает вернуть себе прежнюю жизнь. Так и Мария Федоровна все никак не могла привыкнуть к деревенской жизни, лишенной мало-мальских радостей, легко доступных горожанам.
Наконец вазочка с сахаром, вазочка с вареньем, печенье и чайные чашки со смешными слониками на боках оказались на кухонном столе, накрытом новой клеенкой – тоже Коля привез. Участковый смотрел на суетящуюся женщину молча, больше наблюдая не за ней, а рассматривая обстановку прихожей, она же кухня. От его глаз не ускользнули ни свежевыскобленный пол, ни только недавно наклеенные обои.
Уже когда Мария Федоровна усаживалась на табурет, налив кипятка участковому и себе, вкатился хмурый, настороженный «Олег», с ходу развернувшись так, чтобы удобнее было метнуть нож. Ничего хорошего от полиции он не ждал, помня то, как участковый в городе работал в связке с бандитами. Увы, во всех мирах городская стража продажна – в большей или меньшей степени.
Появлению Олега полицейский не удивился. Не поздоровался, ничего не сказал, только сделал рукой приглашающий жест, а когда Сергар отрицательно помотал головой, равнодушно пожал плечами, мол, как хочешь.
Опять помолчали, похоже было, что участковый совсем не из болтунов. Он вроде и не замечал возникшего в комнате напряжения, отхлебывал чай – отдуваясь, потея, утирая лоб платочком, который достал из внутреннего кармана кителя. Платочек, как ни странно, оставался чистым. Полицейский умудрился не запачкаться и в этой пыльной жаре, что было совсем не просто, особенно катаясь по проселочным дорогам.
Выпив содержимое чашки, он перевернул ее вверх дном, поставил на блюдечко, сложил пальцы в замок и положил руки на стол.
– Куда трупы дели?
Мария Федоровна захлебнулась чаем, долго откашливалась, а когда откашлялась, сипло спросила:
– Какие трупы?! Вы что? Как вы смеете? Не знаю, как там вас звать, но…
– Игорь меня звать. Игорь Антонович Воскобойников. Участковый инспектор, старший лейтенант полиции. Я здешний, вырос в Жарковке, каждую ямку в округе знаю, каждый лесок. Охочусь с детства. Следы разбираю. Когда-то мечтал стать промысловиком, на Север уехать. Но вот так сложилось – стал милиционером. Полицейским, как сейчас говорят. Если считаете меня дураком – заблуждаетесь. И я вам докажу это – на раз-два. Эй, парень, подъезжай поближе, а то мне все время кажется, что ты хочешь выстрелить в спину из обреза. Нет у тебя обреза? Ну и замечательно…
Сергар подъехал к столу и оценивающе посмотрел на мужчину, одетого в форму. Тот был грузен, на вид рыхловат, но опытный глаз бойца сразу видел мощные покатые плечи, широкую грудную клетку и руки, способные переломить древко копья одним щелчком. Человек был силен, как медведь, и так же обманчиво вял и спокоен, когда не знаешь – то ли зверь лизнет тебе руку, то ли вырвет ее из плеча, чтобы пообедать доверившимся ему идиотом. С этим человеком ухо нужно было держать востро!
– Вот и замечательно, – улыбнулся участковый неожиданно мягкой, широкой улыбкой. – И вообще, расслабьтесь. Я не арестовывать вас приехал. Я приехал установить истину, какой бы она ни была. Я сейчас буду рассказывать, а вы меня не перебивайте, слушайте.
Он снова помолчал, потом вдруг перевернул чашку, поставил на донышко и кивнул Марии Федоровне:
– Да, жарковато сегодня! Не люблю жару. Мне бы лучше морозец, чтобы снег хрустел, чтобы иней на шапке! Ты любишь зиму, Олег?
– Хм… – не нашелся что сказать Сергар и сдавленно выдавил: – Не очень. Лучше пусть будет тепло.
– На вкус и цвет товарищей нет! – усмехнулся участковый. – Ну что же, продолжим. Ко мне два дня назад обратилась Кирьянова Нина Аркадьевна, она же Нинуха. Пропал ее сынок, Мишаня, он же Кирьянов Михаил Сидорович, Кирюха. С ним был друган, Харитонов Андрей Михайлович, погоняло Толстый. Они поехали в Самсоновку, к травнице. Это Нинуха так сказала – к травнице. И пропали. Пропала и машина – отец Кирюхи на ней когда-то ездил. Так вот, она требовала их найти. Заявление принесла. Надо сказать, что Кирюха и Толстый уже намозолили мне глаза, мутили тут воду, бухали, драку устроили, и то, что они пропали, – мне плевать, но, возможно, что-то задумали? Какое-то преступление? Далеко уехать на машине они не могли, в город поехать точно не могли. Машина оформлена на отца, страховки нет, да и прав у Кирюхи нет. Это до первого поста ДПС. Потом закроют. Они и так вышли по УДО, чуть что – снова на зону. Ну вот я и заинтересовался – что тут у меня на земле творится? И первым делом пошел к нашей колдунье…
– К кому?! – не выдержал Сергар. – Колдунье?!
– Ну да, – пожал плечами участковый и посмотрел на «Олега». – Колдунье. Есть у нас лекарка, баба Надя. Лечит травами, лечит руками – почище докторов. Кто не хочет в район ехать в больницу или просто не шибко болеет – все к ней. А кто-то и вообще к докторам не хочет ехать. Баба Надя все решает – руки-ноги вправляет, опухоли убирает, кости правит. Но речь не о ней. Я ведь как мыслил – если эти подонки что-то сотворили, кого-то обидели – этот кто-то пойдет к бабе Наде. Она почти никому не отказывает, всех лечит. Отказывать мне в информации лекарка не будет – себе дороже. Я все-таки власть и могу осложнить ее жизнь. Хотя и не хочу этого делать. Итак, баба Надя сообщила, что к ней обратился Петя из Самсоновки, и у него были сломаны три ребра. Она сделала ему перевязку, утянула, дала отвар, ну и… все. Я поспрашивал кое у кого в деревне, слухи тут быстро разносятся, узнал, что в Самсоновку, в дом покойной бабы Маши, вселились новые люди. Что их привез Вампир – известный гаденыш, но не совсем уж отморозок, кое-какие деньги переселенцам он оставляет. Ну и вот, я сложил два и два, приехал сюда, и мне все стало ясно.
Участковый замолчал, облегченно вздохнул и стал с видимым наслаждением потягивать чай из чашки. В кухне повисла звенящая тишина, какая бывает только в глухих деревнях, когда в ушах звенит от недостатка бьющей в уши горожан звуковой информации. Горожане этого не замечают, и только тогда, когда оказываются в безлюдных местах, понимают, что живут в беспрерывной какофонии – машины, соседи, самолеты, гул воды в трубах и гудение проводов. Здесь же – ничего, и только кровь шумит в ушах, да мозг выдает фантомные звуки – далекий, далекий звон – дззз… дззз… дззз…