Охотник
Шрифт:
– Люди будут думать, что я твоя… твоя… – Я не могла произнести эти слова. Они звучали неправильно и грязно даже в моей голове.
– Подружка по потрахушкам? – подсказал он, усмехнувшись и наверняка наслаждаясь тем, как мое лицо меняет цвет, словно рекламная вывеска.
Я закатила глаза.
– Да.
– Не стоит благодарности. К концу этих шести месяцев твои активы взлетят до небес. А теперь давай потанцуем.
Я огляделась вокруг, чувствуя, как лоб покрывается испариной, а сердце ускоряет ритм. Мне не хотелось вставать и демонстрировать ему, как ужасно я танцую. Хантер протянул ко мне раскрытую ладонь, не оставив иного
Но все же я этого не сделала.
– Мне еще долго стоять и ждать? Спрашиваю для друга по имени «мое эго», – заметил он.
Я почувствовала, как напряглось горло, но не смогла проглотить вставший от тревоги ком.
Сутулая Сейлор в паре с самым завидным миллиардером Бостона.
В большинстве случаев я могла сделать вид, будто мы с ним просто два случайных человека, которые делят одно пространство. Но сейчас, когда было очевидно, что мы приехали вместе, я чувствовала, как все разглядывают меня, пытаясь понять, что Хантер во мне нашел.
«Ничего, – хотелось мне закричать в ответ. – Ничего он во мне не нашел, потому что во мне ничего нет. Его вынудил отец».
– Сейлор? – Хантер нахмурился, мои увиливания явно перестали его забавлять.
Я буркнула себе под нос.
– Что ты сказала? – переспросил он.
Я повторила чуть громче.
– Я тебя не слышу.
– Я не умею танцевать! – Я раздраженно взмахнула руками и покраснела так сильно, что даже кожа головы начала гореть. Живое выступление группы заглушило мой возглас, но мне все равно хотелось умереть на месте. – Я не хожу на вечеринки. Не тусуюсь. Не танцую. Я не умею… не умею…
– Быть нормальным человеком? – спросил Хантер не к месту.
Я бросила на него недобрый взгляд. Он рассмеялся, взял меня за обе руки и рывком поднял на ноги. Я едва волочила ноги, когда он потащил меня на танцпол.
Такой уровень унижения казался мне чуждым, но вместе с тем по-своему знакомым. Я ненавидела себя за то, что никогда не ходила на вечеринки, за то, что не подготовилась, хотя была виновата в этом лишь отчасти. Немногие хотели общаться с застенчивой, неуклюжей дочерью парня, который, по слухам, выполнял грязную работу для бостонской элиты. В тех редких случаях, когда меня приглашали на вечеринки после пытки с Сутулой Сейлор, я всегда отказывалась. Больше всего меня пугали парни такие, как Хантер, – красивые, популярные, атлетически сложенные создания, которые смотрели на меня свысока. Я знала, что они ждали малейшего проявления слабости, чтобы наброситься и разорвать меня на части.
Едва мы вышли на танцпол, я развернулась и бросилась к выходу – в буквальном смысле помчалась к двери. Не самый зрелый мой поступок, но потребность избежать этой ситуации затмила все остальное. Но не успела я набрать обороты, как Хантер подхватил меня за талию, как ребенка, и поставил перед собой.
– Сейлор, – серьезно произнес он, но в его голосе слышалась нотка веселья.
– Отпусти меня! Я не хочу танцевать. Это не входило в наше соглашение.
Все начало расплываться перед глазами, и я поняла, что впала в самую настоящую панику. Я только что разрушила свой фальшивый безбашенный образ, который создала, разгромив его комнату, занимаясь стрельбой… всем. Где же Белль и Перси? Что происходит? Почему я не могу перестать дрожать?
Мимолетный взгляд вокруг подтвердил мой самый
– Сейлор, – спокойно повторил Хантер, обхватив мою руку.
Я была крошечной и тощей на фоне его высокого мускулистого тела. Незначительной во всех смыслах этого слова.
– Отпусти меня!
– Сейлор.
– Да что, во имя всего святого? – Я прижала кулаки к глазам. Я больше никогда не смогу на него смотреть. И уж точно он никогда не потребует тот поцелуй.
– Послушай. Это медляк. – Хантер обхватил меня ладонями за шею и, прижав большие пальцы к щекам, убрал мои руки от лица. Он держал меня так, словно я была фарфоровой куклой. Хрупкой, красивой, исключительной.
– Сделай глубокий вдох, открой глаза и посмотри на меня, – промурлыкал он ровным, почти убаюкивающим голосом.
По непонятной причине я подчинилась. Как только я открыла глаза, то на миг оторопела от того, с каким сочувственным и милым видом он смотрел на меня, нахмурив брови и изучая блестящими серо-голубыми глазами.
– Я сейчас скажу кое-что очень важное, так что слушай внимательно: никто, кроме профессионалов, не умеет танцевать. Никто. И особенно белые жители Бостона. Всем известно, как плохо мы танцуем. Если бы за танцы давали «Золотую малину» [19] , то вся моя ванная была бы заставлена статуэтками.
Я прикусила губу, подавив смешок.
– Ерунда. Ты часто ходишь на вечеринки.
– Поверь мне, приходя на них, я предпочитаю другой вид кардиотренировок.
Я горько усмехнулась. Огляделась вокруг, во всяком случае попыталась, но он не давал мне повернуть голову, прижав ладони к моим щекам.
19
Придуманная в 1981 году американцем Джоном Уилсоном антинаграда, отмечающая худшие актерские работы, сценарий, режиссуру, кинопесню и фильм года.
– А сейчас я положу руки тебе на талию и ты не станешь паниковать. Потом ты обнимешь меня за плечи и все равно не станешь паниковать. Затем мы начнем покачиваться, как дети, которые только что научились ходить, но даже тогда ты не станешь паниковать. Вот и все, что нужно для танцев. Справишься с этой задачей, КТ?
Я кивнула, сглотнув, чтобы смочить пересохшее горло. Положила руки ему на плечи. Он обнял меня за талию, и мы начали двигаться.
Я обнимала его так, словно он сделан из стекла.
А он меня, словно я создана из облаков.
Сердцебиение выровнялось, и я сделала вдох, стараясь не думать о том, какой же идиоткой выставила себя за последние десять минут.
Должно быть, Хантер знал, что я по-прежнему пытаюсь собраться с мыслями, поэтому помалкивал. Я огляделась и увидела, что другие парочки танцуют и возвращаются к своим делам. Джеральд сидел за столом, к счастью, не заметив эту небольшую драму. Белль была в дальнем конце зала в объятиях мужчины в бордовом костюме. Рядом с ними Киллиан танцевал с высокой брюнеткой, но приковал хмурый взгляд к Эммабелль. Она громко смеялась, поддерживая разговор. Не сомневаюсь, что этот сухарь был не в восторге от оживления, которое она принесла с собой.