Охотник
Шрифт:
– А я откуда знаю! Машка прихватила мои деньги, и уехала! Мне ничего не сказала!
– А что же ты тогда положил в сбербанк? Какую сумму? Откуда эти деньги?
– Заработал. Сумму? Ну…пятьсот тысяч с чем-то. А что такого? Я работаю, мне дают деньги!
– Допустим. Итак, где твоя Маша? Только не ври мне – если она тебя обокрала, какие деньги ты положил в банк? За два дня заработал пятьсот тысяч? Вернее – миллион? Ведь половину ты отдаешь Зое, как раньше отдавал Маше. Не верю! Народ тут нищий, хрена с два они тебе отдадут столько денег. Значит ты взял их откуда-то со стороны. Итак: где Маша и как ее найти? Скажешь – будешь жить. Нет – сейчас тебя будут пытать, отрезая от тебя по кусочку. А для
– Стой! – резко бросил Сергар, глядя на приближающегося к нему брюнета, держащего в руке молоток и здоровенный ржавый гвоздь – Да с чего вы взяли, что это Маша взяла ваши деньги?! У нее не было никакого чемодана!
– А что было? – вкрадчиво осведомился мужчина – Она так просто их принесла, без чемодана? Во что сложила? В мешок? Или в юбку завернула? Парень, мы допросили бармена. Он сказал, что Эрик с ребятами обвиняли его в краже денег, а потом начали искать некую Машу Зеленцову. Бармен дал им ее адрес, и после этого на следующий день парни лежали в машине, поджаренные, как шашлык. Маша срывается и уезжает в тот же день, в который нашли сгоревшую машину. Теперь найди изъян в моих рассуждениях! Говори, говори – прежде чем отрезать тебе башку, мне хочется все-таки разобраться, что же тут произошло. Чем больше дашь мне информации, тем меньше будешь мучиться. Уверен, что ты имеешь отношение к исчезновению денег, и к убийству моего сына.
– Что-то не вижу, чтобы ты очень уж страдал из-за смерти своего сына… "Пять человек. Сколько в другой комнате – неизвестно. Зоя жива. Что она знает? Ничего. А насчет башки точно не шутит. Этот – не шутит!"
– Хмм…так заметно? Вообще-то он давно уже доставляет мне много неприятностей. Одни проблемы с ним…были. Но это не означает, что каждая тварь может посягнуть на мое! Моих людей могу убивать только я! Какой бы он ни был – это мой сын. И я буду резать убийцу по кусочкам. Я все равно его найду. Кто-то ответит за смерть Эрика! Итак, найди брешь в моих рассуждениях. А лучше всего – отдай деньги и скажи, где спряталась эта сучка!
– Я не знаю, где сейчас Маша! – искренне ответил Сергар – Она уехала. Все. Ее нет.
– Допустим. Где мои деньги?
– Не знаю! – так же искренне ответил пленник, скосив глаза налево, туда, где стоял подручный бандита с молотком в руках – Я вообще сегодня впервые вышел на улицу, за много дней – впервые! Как я мог убить твоих людей?! Четверых?! С оружием, пистолетами и гранатами?! Ты соображаешь?
– Откуда ты знаешь, сколько их было? – тихо спросил бандит, переглянувшись с подручным – Нигде не говорилось, что их было четверо. Ни мы не говорили, ни в новостях не было. Откуда знаешь? Одного разнесло в клочья. Нашли три обгорелых трупа. Ты говоришь о четверых. Итак – откуда знаешь?
Тут Сергар понял – попался!
– Ты не рада встрече? Тебе не нравится? – глумливый голос впиявливался в мозг, пальцы – в бедра, спинка дивана – в грудь. Было очень, очень плохо, и это по контрасту с тем, что происходило ночью.
Зоя с тоской вспоминала прошлую ночь, стараясь отключиться от происходящего, не думать о том, что с ней делают. Не получалось. Из ее глаз сами собой текли слезы, крупными каплями падая на кожу дивана, собираясь в небольшую лужицу.
Виталий навалился как медведь, пытающийся сломать хребет корове, и так же как беспомощная корова, Зоя могла только реветь и дергаться, в безуспешной попытке освободиться от стальных объятий. Черен был слишком силен, разъяренный – еще сильнее. О приступах его неконтролируемой ярости ходили легенды – однажды в ресторане он разбил голову официанту, который не так подал очередное блюдо. Разбил бутылкой, и после того парень долго лежал в больнице, залечивая не только сотрясение мозга, но и многочисленные порезы на лице. Скандал замяли, говорили, что это обошлось Черену в кругленькую сумму – ведь теперь он был не просто руководителем ОПГ, но и депутатом, а депутату, как ни странно, совсем не все сходит с рук. Можно запросто лишиться депутатской неприкосновенности, а затем уже и свободы.
Зоя терпела, знала, все это когда-нибудь кончится, как кончается и хорошее, и плохое.
А еще – с горечью думала о том, что была совершеннейшей дурой, когда связалась с Виталием. Тогда он казался ей брутальным, сильным мужчиной, знающим, что хочет от жизни. Оказалось – он хотел только одного – трахать, все что шевелится – свою жену, многочисленных девок, в коих у него не было недостатка, ее, Зою, город, область, а при возможности – и всю страну.
Черен частенько хвастался, что в области у него есть влиятельные друзья, и скоро он станет областным депутатом, а потом – и депутатом Думы. Зоя в это не верила – в районе может пролезть в депутаты и такой отморозок, как Черенков Виталий, но в Думу эдакой пакости точно не пропустят.
Только вот любовнику об этом говорить не стоило – печальный опыт показал, что разбитые губы это очень больно, а сломанный зуб – не только больно, но и дорого. Пусть делает то, что хочет, лишь бы ее не трогал. Так думала и Зоя, и большинство из тех, кто жил рядом с Череном. Связываться – себе дороже.
Зоя теперь бы и не связалась, но было одно обстоятельство: во-первых на выгодную, хлебную должность ее приставил именно он, Виталий. Поссориться с ним означало нажить врага на долгие годы, или скорее – навсегда. А это означало только одно – из города нужно будет уезжать. И куда уезжать, если на тебе висит несовершеннолетняя дочь, а в другом месте тебя никто не ждет? Нужно вначале заработать денег, без денег никто никому не нужен. Ну и зарабатывала. Миллион Два. Потом три. Потом пять. Мало! Еще надо! Терпи! Терпи запах перегара, терпи эту тяжелую тушу, этот вялый, пахнущий тухлятиной отросток, которым Черен почему-то очень гордился, и любил тыкать им в лицо Зое, изображавшей внеземную страсть.
Может потому за эти годы она так ни разу и не испытала оргазма? Вспомнишь Черена – и сразу противно, все желание пропадает.
Вот и сейчас он был уверен, что Зое очень нравится, когда ее перегибают через спинку дивана и дерут, как дорожную шлюху. А когда она не пожелала, не захотела, не смогла изобразить удовольствие от "общения" со своим давним любовником, сделался злым, и теперь брал ее жестоко, грубо, стараясь причинить как можно больше боли.
– Что, не нравится?! Не нравится?! Шлюха! Сука! А с этим уродом – нравилось?! Предпочла меня – этому уроду?! Тварь извращенная! Ты забыла, чем мне обязана?! Забыла?! Я тебе дал все! Все! Еще и девку от кого-то прижила, тварь!
– Таня – твоя дочь! – задыхаясь, выдавила из себя Зоя.
– Не гони! Сколько мужиков тебя за это время драли?! Десять?! Двадцать?! Думаешь – я не знаю? Все знаю! Нагуляла, и пытаешься на меня повесить?!
– Не было у меня никого! – соврала Зоя, кривясь от боли. Черен раздирал ей ягодицы так, что едва не текла кровь.
– Врешь, сука! Я сквозь пальцы смотрел на твои шашни! Дождался, теперь ты связалась с уродом?! Тварь!
Зоя ненавидела его. Ненавидела так, что темной пеленой накрыло мозг, выдавило все чувства кроме ненависти, ярости и желания оскорбить, унизить, сделать больно этому скоту!