Охотники Гора
Шрифт:
Я одобрил действия своей помощницы.
— Как тебя зовут? — спросил я у нее.
— Как пожелает хозяин.
— А какое имя ты выбрала бы для себя сама?
— Если хозяин не возражает, я бы хотела носить имя Винка.
— Хорошо. С этого момента ты Винка.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарила рыжеволосая.
Я перевел взгляд на Илену.
— Нет, — покачала она головой. — Пожалуйста, не забирайте у меня мое имя!
— У тебя больше нет имени, — ответил я.
Она с ужасом посмотрела на меня и, сложив на груди руки, опустилась на колени.
— Прошу вас, не отнимайте у меня имя!
— У тебя нет
До нее начал доходить смысл моих слов. Она стала безымянной. Прежде она носила имя, что выделяло среди остальных ей подобных, что давало ей возможность осознавать себя; у нее было имя, неразрывно связанное с ее телом, с ее сознанием. Теперь этого имени не стало. Кто она? Безымянное животное, существо, коленопреклоненным стоящее у ног своего владельца.
— Но я дам тебе имя, — пообещал я.
Из глаз у нее закапали слезы.
— Я буду звать тебя Иленой, — сказал я.
— Спасибо, хозяин, — прошептала она.
— Есть, конечно, большая разница между именем «Илена», которое ты носила прежде, и тем именем «Илена», которое ты носишь теперь.
Она удрученно опустила голову. Ее прежнее имя, прежняя сущность были потеряны навсегда. Новое имя, хотя и звучащее совершенно так же, как старое, не являлось ее прежним именем. Между этими двумя именами стояло различие между мирами, давшими их, пропасть шире той, что разделяла эти две планеты. Ее прежнее имя было именем свободного человека, официально зарегистрированным и имевшим общественную значимость, неразделимо связанным с тем, кто носил его, на протяжении долгих лет идентифицировалось с личностью своего владельца, выделяло его, делало единственным и неповторимым среди множества других столь же равноправных жителей Земли. Там имя служило ответом на вопрос: кто ты такой? Оно несло в себе информацию о своем владельце. Теперь этого имени у нее не стало. Она была только животным в ошейнике. С этих пор ее показания в германском суде могут быть заверены не ее именем, которого она фактически не имеет, а пыткой, под которой эти показания у нее получены: если под пыткой она не отказывается от данных ею показаний, значит, они точны. Да и в самом суде она будет названа не иначе как Илена, рабыня Церкитуса из Лауриса или же Илена, рабыня Боска из Порт-Кара. Ее имя в любой момент может быть изменено или вообще отобрано по желанию хозяина. Собственно говоря, ей вообще нет необходимости давать какое-либо имя. Изменение же его, столь обычное среди рабовладельцев, служит дополнительным психологическим фактором для приучения раба к повиновению.
Так что пока я решил звать ее Иленой. Это уже не было ее прежнее имя, хотя и звучало оно точно так же; это было имя горианской рабыни. Оно не имело никакой личностной или гражданской значимости. Оно может быть изменено, а то и вообще отобрано у его владельца. Девушку будут звать Иленой, но это не ее имя. Это вообще не имя, это прозвище, обозначение конкретной рабыни, на которое, по решению ее хозяина, она должна теперь откликаться.
— Тебя будут звать Иленой, — сообщил я.
— Да, хозяин, — ответила бывшая жительница Земли и, опустив голову, тихо разрыдалась.
Я повернулся к Винке:
— Вели рабыням разобрать поклажу. Сегодня нам предстоит проделать большую работу.
— Встать! Выстроиться в караван! — зазвучал громкий, уверенный голос рыжеволосой. — Разобрать поклажу! Подняли вещи, подняли! — командовала она. — Выпрямили спину!
— Мы не рабыни! — воскликнула одна из разбойниц. — Мы женщины-пантеры!
Я подошел к ящику с найденными нами в лагере тиросцев ошейниками, на которых не было выгравировано имя их владельца.
Боясь пошевелиться, разбойницы стояли, высоко подняв головы и глядя прямо перед собой.
Я подошел к невольничьему каравану и защелкнул на каждой из рабынь металлический ошейник.
Настроение моих невольниц сразу переменилось; они уже держались не столь самоуверенно, на глазах у многих заблестели слезы.
Я подал сигнал Винке.
— Отлично! — снова зазвучал ее командный голос. — Теперь вы по праву можете чувствовать себя сильными и красивыми рабынями!
Я, не оборачиваясь, пошел к лесу.
— Вперед! — прозвучала команда Винки.
Я услышал два резких свистящих удара гибкого прута о землю, и через мгновение тишина у меня за спиной сменилась глухим равномерным звоном кандалов.
16
Я НАХОЖУ ТУНИКИ ТИРОСЦЕВ
Мира, помощница Хуры, спала рядом со своей новой хозяйкой, свернувшись калачиком и подтянув колени к подбородку. Спала она чутко и тревожно.
Движение тиросцев через лес превратилось в бегство. Этим утром, еще не успев догнать их колонну, я обнаружил брошенный по пути следования багаж. Среди вещей обнаружилось множество цепей и кандалов, снятых с ног пленников, очевидно, чтобы они могли идти быстрее. Это означало, что теперь пленники были прикованы друг к другу только за ошейники. Ну и, конечно, на руках им тоже оставили наручники.
Следовало вынудить колонну тиросцев двигаться помедленнее. Этим я и занялся. Восемь тиросцев, шедших в первых рядах, упали почти одновременно.
Разведчиков на флангах колонны или наблюдателей я не обнаружил. Очевидно, женщины-пантеры боялись оставлять строй. У людей с Тироса тоже не возникало такого желания.
До меня долетали обрывки их разговоров.
В зубах я зажал два тонких кожаных шнурка, а с моего правого запястья, оставляя руку свободной, свисал небольшой туго скрученный кусок шкуры пантеры, перехваченный шнурком.
Тиросцев я уложил стрелами, которые забрал у плененных женщин-пантер, так что ни разбойницы Хуры, ни люди с Тироса не могли определить, какой враг предпринимает эти дерзкие вылазки и сколько людей находится в его распоряжении. Им было над чем поломать голову. Первый человек с Тироса погиб в их лагере от стрелы, выпущенной из длинного крестьянского лука, а остальные падали, пронзенные стрелами лесных разбойниц, недостатка в которых я не испытывал.
Я посмотрел на спящих.
Сначала Мира предала Вьерну. Затем жертвой ее предательства стал Марленус. Думаю, этот список еще не окончен.
Я бесшумно приблизился.
Она лежала ближе к Хуре, чуть поодаль от остальных. Их я не стал трогать.
Уложив восьмерых тиросцев, возглавлявших колонну, я отошел в лес и позволил себе отдохнуть в течение ана. Почувствовав себя бодрым и свежим после сна, я вернулся к невольничьему каравану тиросцев. Они снова тронулись в путь. Теперь я мог охотиться на них как мне заблагорассудится, уделяя особое внимание тем, кто подгонял рабов плетью. Вскоре уже ни один из надсмотрщиков не осмеливался брать плеть в руки.