Охотники на ксеносов: Омнибус
Шрифт:
Каррас сжал рукоять и поднял меч перед собой. Он ощутил резкий ментальный толчок, когда его сила соединилась с собственной силой клинка. Это значит, меч его принял? Мелькнул психический импульс, вспышка разрозненных образов, чудовищных врагов, раненых и поверженных. Это воспоминания меча или проблески событий грядущего? Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Каррас опомнился и вдохнул.
— Откажись от криостазиса по дороге в крепость Караула, — посоветовал Кордат. — Потрать эти недели на тренировки с клинком. Это будет время для вас с Арквеманном как следует привязаться друг к другу за время путешествия через варп. Практикуйся с ним часто и не жалея себя, и вместе
Прощай, гордое оружие. Никакое другое не сможет заполнить ту пропасть в душе, что останется после тебя.
— Ты оказываешь мне честь гораздо выше той, что я заслуживаю, хадит, — сказал Каррас, отведя взгляд и опустив глаза в раскаянии. — С другой стороны, ты всегда оказывал мне чести больше, чем я заслуживал.
Кордат улыбнулся:
— Позволь мне об этом судить.
Улыбка продержалась недолго. Тянуть дольше было невозможно.
— Наше время снова подошло к концу, хаджар. Снова мы расстаёмся. Если того пожелает судьба, мы опять станем рядом и произнесём слова приветствия вместо слов прощания. Я искренне надеюсь на это. Теперь повернись к своим братьям с высоко поднятой головой и громко, чтобы слышали все, произнеси те слова, что священны для нашего капитула.
Каррас продел голову и руку в чёрную перевязь и повесил Арквеманн за спину. Он повернулся лицом к строю десантников у южной стены и позволил своим сердцам возрадоваться от этого зрелища. Они великолепны, все как один.
«Помни этот момент, — сказал он себе. — Держись его. Помни, чью честь ты защищаешь».
Громким и ясным голосом он обратился к стоящим перед ним:
— Не убоимся смерти, мы — те, кто воплощает смерть во имя Его!
Из глоток собравшихся раскатился гром ответа:
— Мы не боимся смерти! Ибо мы есть смерть во плоти!
— Теперь иди, — велел Кордат. — Отправляйся к почестям и славе, отпрыск Призраков Смерти. И пусть твои деяния будут написаны кровью многих врагов!
Кордат шагнул в сторону, скрежетнув доспехами. Каррас, не сводя немигающих глаз с аппарели чёрного корабля, прошагал мимо учителя в тяжёлом молчании. Он ещё столького не сказал хадиту, но время для слов прошло. Хотя Каррас сомневался, что нашёл бы подходящие слова, чтобы выразить всё то, что было у него на душе.
Поэтому, подойдя к аппарели, он остановился, затем развернулся и отдал воинский салют магистру библиариуса ещё раз: кулак на ладони — масрахим.
В ответ Кордат поднял сжатый кулак и прогремел:
— Первый кодиций!
Шестьдесят восемь космических десантников как один вскинули в воздух кулаки. «Первый кодиций!» — взревели они, и эхо слов отразилось от величественных каменных стен ангара.
Каррас развернулся и взошёл вверх по трапу, ощущая тяжесть и Арквеманна за спиной, и своего долга. Но не годится тратить время на мысли о прощаниях. Они и так достаточно тяжелы. Поэтому он сосредоточился на ближайшем будущем. Впереди была неизвестность. В отличие от тех, чей дар мог проникать сквозь завесу времени, Каррас видел лишь фрагменты во снах, неясные общие направления, туманные видения вероятностей и случайностей, которые почти невозможно было отделить от обычных фокусов спящего разума. Его дар лежал больше в области психического боя, нежели прорицания.
Однако он знал одно: Караул Смерти либо приведёт его к славе, либо уничтожит.
Афион Кордат смотрел, как аппарель челнока медленно поднимается. Вот она закрылась со всей мрачной окончательностью крышки саркофага.
«Я должен радоваться, — думал он с горечью. — Всё идёт так, как продиктовано судьбой. И всё же…»
Звук двигателей корабля поднялся до оглушительного рёва. Поначалу шатко, челнок медленно поднялся в воздух. Выпустив две струи пламени из небольших дюз на носу, он задним ходом выбрался на открытый воздух через устье ангара. Там, чёрной тенью на тяжёлом, полном снега небе, челнок развернулся и ушёл вверх, пропав из виду, на хвостах из дыма и пламени.
Кордат отпустил остальных и подошёл к краю ангара. Он всматривался в угольно-серый полдень ещё долго после того, как огни челнока растворились в небе.
— Возвращайся живым, Лиандро, — пробормотал он себе под нос. — Караул изменит тебя так, как нужно нам, но только если ты уцелеешь. Ты должен вернуться живым.
— Ибо без Кадаша человечество остановится и погибнет.
Глава 7
Недра закончил пересчитывать монеты с последнего представления, прибавил те, что они заработали утром, и с гордостью сообщил то, что получилось, Ордиме, который лежал на шаткой койке и подрёмывал.
— Три дуката и семнадцать сантимов! Это на полдуката больше, чем вчера, босс.
Ордима приоткрыл левый глаз, глянул на мальчика и улыбнулся уголком рта.
— Возьми оттуда тридцать сантимов и принеси поесть чего-нибудь горячего, дружок. Мы это заслужили. Но перед этим, возьми ещё двадцать и скажи старому Скайману из соседнего квартала, чтобы починил вот эти вот башмаки… — Он указал на ноги Недры. — Они скоро развалятся. Сначала — башмаки. Я не хочу, чтобы ужин остыл, пока ты ходишь.
Недра чуть не спрыгнул с табуретки.
— Правда, босс? Можно?
Ордима прикрыл глаз обратно и коротко кивнул.
— Только не трать деньги на гроксбургеры из переработанного мяса с лотка. Я хочу сегодня настоящей еды. Выбирай сам… Только, слышишь? — что-нибудь приличное.
Радость шла Недре. Она шла этим сияющим глазам и лицу, настолько чуждому злобы. Ордима мысленно вернулся в тот день, когда нашёл мальчика, чуть меньше года назад. Недра прятался в куске разбитой сливной трубы на южной окраине города. Выдали его всхлипывания. Мальчика жестоко избил один из шахтёров, которому Недра отказался отдать содержимое своей миски для милостыни. Шрамы у него до сих пор не прошли: ни снаружи, ни внутри. Ордима так и не нашёл мерзавца. Сейчас уже можно было не надеяться, что когда-нибудь найдёт. А жаль: немного справедливого насилия было бы очень кстати. Хотя сейчас уже…
Всего несколько дней осталось. Чёрт, мне будет тебя не хватать, мальчик.
— Отправляйся, — велел он Недре. — Мне нужно соснуть.
Мальчишка сунул в карман монеты, сдёрнул матерчатую сумку с крючка у двери, нахлобучил колпак, распахнул дверь и исчез на улице.
Дверь захлопнулась. Ордима послушал, как башмаки Недры простучали под ржавеющими ставнями. Когда звук шагов стих, он перекинул короткие ноги через край койки и встал. Кривая нога отдавала болью при каждом движении. Как всегда, но он научился почти не обращать на неё внимания. Ордима повернулся и, склонившись к койке, вытащил из-под неё чёрный кейс из пластали, перенёс его на стол и сел. На кейсе не было никаких отметок, но он был тяжёлым и сработан безупречно. Слишком дорогая вещь для простого уличного актёра. На поверхности кейса располагалась небольшая цифровая клавиатура. Ордима ввёл двадцатичетырёхзначный код доступа — пальцы его двигались с такой скоростью, что их трудно было различить. Послышалось тихое шипение: стазисный затвор отключился. Крышка скользнула назад на пару сантиметров, а затем развернулась стоймя, явив мощный полевой когитатор и модуль пакетной связи внутри.