Охотники за ФАУ
Шрифт:
Молчание Курилко было тем более странным, что Сысоев поручил ему сразу же по прибытии в дивизию уточнить кое-какие важные сведения у пленного фашиста из разведгруппы «Олень», проводившей глубокую разведку в нашем тылу. Из-за отсутствия этих данных Сысоев не посылал в штаб фронта папку с важными документами и материалами. Эта папка сейчас лежала на столе, перед ним. Некоторые совершенно секретные материалы из этой папки он дал Курилко для уточнения на месте.
Дверь отворилась, и в комнату вошел капитан Степцов — информатор. Наполовину цыган, наполовину кубанский казак, был он высок, строен, очень красив.
Сысоеву нравилась подтянутость Степцова. Капитан был всегда чисто выбрит, всегда с белоснежным подворотничком и всегда в начищенных до блеска сапогах. Казалось, что Степцов только что от портного — таким выглаженным, чистым и пригнанным по фигуре был его военный костюм. Он был всегда бодр, очень доброжелателен, весел и общителен. Майор симпатизировал Степцову, но его слегка коробило ухарство капитана, безрассудная смелость, вспыльчивость, самоуверенность и беспечность. Несколько времени тому назад Степцов, ранее работавший в штабе дивизии, за какую-то провинность был понижен в звании. Затем он отличился, был ранен, попал на курсы «Выстрел», потом в резерв армии, а оттуда как талантливый рисовальщик был взят на временную работу в отдел, и здесь остался. Пером и тушью Степцов владел мастерски. Картами Степцова гордился начштаба. К тому же Степцов умел прямо с оперативной карты диктовать машинистке боевые донесения и оперативные сводки, правильно оценивая и комментируя обстановку. Эти его информации почти не требовали исправлений.
Войдя, Степцов громко зевнул и потянулся.
— Бомба разбудила, — ответил он на вопросительный взгляд Сысоева и спросил: — Сильная бомбежка была?
— Одиночный самолет.
— Опять одиночный?! А ведь это уже не первый раз…
— Вот это и наводит на серьезные размышления. Часовые тоже заметили, что это не случай, а система.
— Наводчик?
— Безусловно!
Степцов вынул из планшета карту, красный, синий и черный карандаши и склонился над оперативной картой, чтобы дополнить свою. Сысоев, сам умевший отлично чертить, с завистью взглянул на его работу.
— Группировка противника та же, — подсказал Сысоев. — Перед фронтом армии — семьдесят вторая и пятьдесят седьмая пехотные дивизии и танковая дивизия СС < Викинг». О пленных из этих дивизий сообщишь в оперативной сводке в девять ноль-ноль. Наши войска, успешно преодолевая сопротивление противника, вышли… куда? На правом фланге это пока не ясно. От правофланговой дивизии Бутейко и соседней с ней дивизии Ладонщикова еще нет данных, а дальше отмечай.
— Опять мне, да и тебе влетит от начштаба за «ничего-незнайство»!
— Пока наноси то, что есть.
Автоматчик Бекетов заглянул в комнату и спросил разрешения впустить связиста. Вошел молоденький сержант, протянул две телеграммы и регистрационную тетрадь. Сысоев начал расшифровывать первую телеграмму. Веселое из штаба правофлангового корпуса сообщал новые координаты. Обе дивизии на правом фланге продвинулись на двенадцать — пятнадцать километров. Были освобождены двадцать два села, в плен взято сто шестьдесят восемь фашистов и трофеи: два танка, пять бронетранспортеров, орудия, автоматы…
Сысоев измерил расстояние от наших войск до села Очеретяное. Оставался шестьдесят один километр.
Еще
— Танцуй!
— А что, снова мне мешок писем?
— Никаких писем.
— Ну и потеха: «Люблю до гроба», «Почему не отвечаешь?», «Неужели забыл нашу любовь?». И до чего же девчата падки на обходительность и лирику! Шоколадом не корми.
— My и пошляк же ты, Степцов! Нашел время разбивать девичьи сердца!
— Чего ты взъерепенился?
— Да вот не терплю пошлости, что прикажешь делать!
Блестящие черные глаза Степцова уставились в грудь
Сысоеву. Степцов слегка вращал глазами, и Сысоев ощутил странное состояние безволия.
— Блажишь! — рассердился Сысоев.
Степцов неприятно засмеялся и сказал:
— Я ведь не виноват, что девки за мной как очумелые ходят. — Голос у Степцова был удивительно мелодичен.
— «Квадрате И-31», — громко прочел Сысоев расшифрованные цифры на второй телеграмме. — Ищи на карте.
Степцов провел пальцами по клеткам:
— Это в расположении противника, впереди частей Бутейко…
— «Упал сбитый ПО-2 номер 12 тчк».
— Черт! Это же сбили Хайрулина из нашей штабной эскадрильи! Ну и что там дальше?
— «Летчик Хайрулин убит зпт захоронен тчк».
— Гады. Такого парня… Бог, а не летчик!
— Отличный летчик! — отозвался Сысоев. — А как ему попадало от командира эскадрильи за то, что он любил «шутки шутить». Это его умение спасло и ему и мне жизнь, когда мессер загнал нас в лес… Дальше. «Капитан Курилко ранен зпт отравлен ОВ [2] тчк Тяжелом состоянии эвакуирован полевой госпиталь 1245».
2
О В — отравляющие вещества.
— Что? Нашего «Жив Курилка» тоже сбили? ОВ? Ну, знаешь… Ты что-то напутал. Откуда ядовитые газы?
— Все точно, — раздраженно ответил Сысоев. Он был лишен сентиментальности штатских. На войне, как на войне. Обычно Сысоев со снисходительным презрением кадрового офицера относился к раненым, как к людям, которые в результате собственной неумелости допустили, чтобы их ранило: кроме случаев, когда воины вызывали огонь на себя или когда это было явно неизбежно. Но в данном случае он не осуждал Курилко, так как не понимал, почему Курилко очутился в самолете, где и как применялись ОВ.
Сысоев разозлился. Будь это на передовой, эта ярость дорого бы стоила противнику, а сейчас? Ну что он может сделать?
Ничего… И это раздражало. Сысоев еще и еще раз проверил сообщение по кодовой таблице. Речь шла именно о Курилко и об ОВ, отравляющем веществе, ядовитом газе.
— Значит, фашисты все-таки рискнули применить ОВ! — пробормотал Степцов. Он был совершенно обескуражен. — Это же сверхчерезвычайное происшествие. Почему ж только сейчас сообщают?!
— Сам не могу понять… «Документы и бумаги Курилко направляем вам мотоциклистом», — читал Сысоев дальше. — «Положение наших частей на 5.30…» — Называлось еще пять занятых сел. Они-то и оказались в квадрате И-31. В телеграмме перечислялись новые трофеи, захваченные склады.