Охотники за каучуком
Шрифт:
— Слушаюсь, господин, — решительно ответил негодяй. — Уж я не буду кочевряжиться. Своя шкура дороже. Ну-ка, хоп!.. Раз и два… Вот и все! Продолжать? — спросил он, удивительно ловко отрубив ногу.
— Нет. Давай ты, Кривой… Каждый должен приложиться… Смотри-ка! Эта деревенщина вроде без сознания. Пусть себе! Приводить его в чувство времени нет.
— Да уж, плясать больше приятелю не придется. — Очнувшийся от столбняка Кривой, видно, решил посоревноваться с Красным в цинизме. — Бедный здоровяк. У нас на бойне, где я работал, быки были помельче. Вот и все… Так-то! Кто следующий? — Мерзавец повертел перепачканную от ручки до острия саблю.
— Ты. — Диого указал на одного из мулатов.
Тот посмотрел на страшное искалеченное тело, не пытаясь скрыть ужаса при виде обрубленных конечностей, из которых толчками вырывались длинные струи красной дымившейся крови. А потом, собрав в отчаянном рывке все свое мужество, бросился с поднятым мачете на Диого.
— Довольно! Больше ты, гад, никого не убьешь! — вынес бразилец свой приговор.
Бросок нежданного судьи был настолько непредвиденным, а порыв таким неукротимым, что ошарашенный Диого не успел прикрыться.
Вот сейчас тяжелый клинок в руке, чью силу удесятеряют ярость и отчаяние, опустится на шею кровожадного мучителя. Тот почувствовал близость гибели.
Он автоматически поднял правую руку, чтоб защитить лицо, и преуспел лишь отчасти.
Лезвие глубоко поранило руку и обрушилось на левое плечо, разрубив его до кости.
Мулат тут же замахнулся еще раз. Но черный атлет, не издав ни звука, не позвав на помощь, с ловкостью хищника уклонился от удара, обхватил руками тело противника и сжал его со страшной силой. Мгновение — и хребет мулата был сломан.
— Молод еще, дружочек! — холодно заметил ужасный негр, отшвыривая прочь бездыханное тело.
Вопль восторга встретил подвиг Диого, до тех пор зрители хранили гробовое молчание.
— Давайте, давайте! Вопите теперь, — с иронией тихонько пробормотал раненый. — Если б его затея удалась, вы бы меня на мелкие кусочки изрубили.
Потом как ни в чем не бывало, словно кровь не заливала рекой черную атласную кожу, головорез обратился к последнему мулату:
— Твой напарник оказался неумехой. А как ты поступишь?
— Постараюсь быть ловчее, — отважно ответил бразилец.
— Другими словами, если я прикажу тебе прикончить скотину, которая корчится и хрипит у наших ног, ты тоже попытаешься меня убить?
— Да!
— Ну что ж, ты сам вынес себе приговор. Что до прочих… — Диого повернулся к каторжникам. — После порки, легкого, в общем-то, наказания, я заставил вас разделаться с тем, кто был виноват больше других, исключительно для того, чтоб этот страшный урок пошел вам на пользу. Теперь я вас прощаю. Уверен, в будущем вы станете благоразумней. Ну а Геркулес, мы его подвесим за уцелевшую руку на манговом дереве. Быстрая смерть — слишком легкое для него избавление.
И вождь шепотом отдал какое-то приказание двум подручным. Они бросились бегом исполнять его.
Возвратились негры с двумя длинными крепкими веревками и корзиной, полной глины.
Этой глиной они быстро, толстым слоем, залепили культи Геркулеса и прикрыли сверху кусками брезента — получился своеобразный тампон, не дававший крови вытекать. Потом все вместе накрепко привязали к обрубкам.
Приговоренный мулат хладнокровно наблюдал за этими нарочито неторопливыми приготовлениями. А что будет с ним самим? Может, Диого хочет заставить его помучиться неизвестностью? Напрасно! Мулат — человек со стальными нервами, которого ничто не могло запугать.
Но тут негры грубо схватили его, связали по рукам и ногам и прикрутили к телу так и не пришедшего в сознание Геркулеса. Потом на уцелевшую руку искалеченного набросили петлю. Один из негров с обезьяньей ловкостью вскарабкался на манговое дерево, держа в зубах конец веревки, и перебросил его через самый толстый сук. Веревка свободно упала на землю.
Вождь подал последний сигнал, и полдюжины негров, извещенных заранее о том, чем должно закончиться жуткое представление, схватились за свободный конец, напрягшись так, что под кожей буграми обозначились мышцы.
— Ну!.. Тяни!.. — скомандовал Диого.
Два тела, одно умиравшего, другое — живого человека, тесно связанные, медленно вращаясь, начали подниматься, держась на одной обескровленной, мертвенно-бледной руке с конвульсивно скрюченной кистью, похожей на птичью лапу.
Задыхавшиеся, оцепеневшие от ужаса каторжники, преисполненные послушания, тупо наблюдали происходившее, мысленно твердя: «Зачем мы ввязались в заговор? Ведь можно было всего этого избежать!»
— Так вот, друзья мои, — весело заключил неумолимый вождь, словно читая их мысли. — Думаю, в будущем вы не станете поступать так опрометчиво. Праздник окончен… Спокойно возвращайтесь к себе, перебинтуйте раны — смола дерева сассафрас [121] очень помогает — и ждите моих распоряжений. Вы свободны.
121
Дерево сассафрас (правильнее: сассафра) — дерево семейства лавровых; эфирное масло, добываемое из его коры и древесины, употребляется в парфюмерии и медицине.
Все трое, дрожа, направились в свою хижину, сопровождаемые эскортом [122] негров. Довольные тем, что белые оказались в такой жалкой роли, охранники не жалели насмешек.
Диого, чьи раны обильно кровоточили, поспешил доверить себя заботам старой негритянки, сведущей в знахарстве, но вдруг заметил, что к нему бежит высокий негр. Он был обнажен до пояса и тяжело опирался на бамбуковую палку.
— Хозяин! — заговорил тот приглушенным голосом. — Эстевао послал меня к вам сказать, что завтра «Симон Боливар» будет в известном вам месте!
122
Эскорт — почетное сопровождение.
На лице Диого вопреки обыкновению появилась радость, когда он услышал слова задыхавшегося, взмыленного посыльного.
Бандит увлек еле державшегося на ногах человека за собой к хижине, повелительным жестом давая знать окружающим, что хочет остаться с прибывшим наедине.
По опыту зная, что лучше безоговорочно повиноваться, негры медленно разбрелись. Собираясь залить глаза, они двинулись к коммерческой лавке, шумно обсуждая на ходу драматические события дня.
Вскоре на площади остались только тела казненных, над которыми кружили слетевшиеся на добычу стервятники.