Охотники за лавинами
Шрифт:
Мы были в районе Тимпаногос, защищенном от ветра, и буря шумела далеко над нами. Облака клубились только в среднем и южном цирках, так что мы пребывали в спокойном воздухе под сверкающими лучами солнца. Был один из тех невероятно прекрасных зимних дней, когда снег сверкает как серебро, а все чувства обострены, как у несущихся вниз лыжников.
Первая часть маршрута, которую я наметил вместе с Шейном и Гудро, должна была проходить по гребню хребта, ответвляющегося от главного массива. Это был безопасный путь, что давало мне возможность осмотреть спасательную партию и оценить лавинную опасность. О следующей стадии поисков мы решили подумать по завершении первой. Согласно моему плану, если снег
У нас было несколько раций, применяемых парашютистами. Если мы увидим что-то, что невозможно определить на расстоянии, я пошлю группы из двух-трех человек поближе к подозрительному объекту. Таким образом я надеялся управлять своей слишком многолюдной партией. А с другой стороны хребта можно было, если позволит облачность, осмотреть в бинокль средний и южный цирки. Это был разумный план, но он быстро обратился в кошмар.
У одних спасателей был альпинистский опыт, у других нет, но все они были хорошими горнолыжниками. Однако вскоре стало очевидным, что некоторые из них никогда не участвовали в крупных восхождениях. Когда я поднялся на гребень хребта выше границы леса и огляделся вокруг, то увидел, что партия разделилась примерно на три группы. Далеко впереди были Шейн, Гудро и горсточка альпинистов, идущих, словно койоты по свежему следу. За ними следовала самая большая группа, двигавшаяся хорошо; но много медленнее лидеров. Далее по одному и по два брели отставшие. Партия растянулась почти на 2 км, и я мог контролировать ее в такой же степени, как старая овчарка, пасущая стадо техасских быков.
Мне было жаль тех двух парней из ВВС. Спасатели ВВС — это элита парашютистов, крепчайшие из крепких. Эта пара не была исключением. Но, передвигаясь на снегоступах по крутому склону цирка, они были почти беспомощны и оказались даже позади отстающих, что убивало их и физически и морально. Впереди было еще хуже — тридцатиградусные склоны, покрытые уплотненным от ветра и подтаявшим на солнце снегом. На таких склонах трудно удерживаться даже на узких лыжах со стальными кантами. Поэтому спасатели ВВС неизбежно потеряли бы точку опоры и беспомощно скользили вниз по склону, пока не врезались бы в камень или дерево.
Мне пришла в голову единственная за день блестящая идея. Я послал их на базу с запиской к начальнику лагеря, в которой просил снабдить их лыжами и обучить основам горнолыжного искусства. Парашютисты-спасатели, возможно, не хуже меня знали, что нельзя выучиться ходить на лыжах по горе Тимпаногос за один день, но таким образом их самолюбие было спасено. Отставших лыжников я попросту предоставил судьбе. Они находились не в опасных местах и не должны были попасть в них до наступления темноты.
Я отправился за лидерами, которые прошли уже две трети пути через цирк и выглядели сейчас крошечными фигурками даже в окулярах моего бинокля. Независимо от того, насколько мы привыкли читать топографическую карту, реально представить себе масштабы цирка довольно трудно. Цирк был больше, чем я ожидал, — он был огромен. Куда бы я ни направил бинокль, я видел выходы скал и линии отрыва лавин. Это был хороший признак. Видимо, лавины сошли недавно, во время бурана.
Идти вблизи гребня хребта около недавно сошедшей лавины — едва ли не самое безопасное дело в многоснежном районе. Гора не может снова стрелять, пока вновь не накопит боеприпасы. Конечно, это не так просто. На такой большой, крутой и расчлененной горе, как Тимпаногос, всегда есть карманы и склоны, которые из-за какой-либо причуды в расположении, направлении ветра или еще чего-нибудь
Мои шансы повлиять на намерения Шейна и Гудро были равны нулю, но я мог прочитать их мысли. Ни невооруженным глазом, ни в бинокль в северном цирке не было видно никаких признаков упавшего самолета: ни кусочка алюминия или стекла, отражавшего солнце, ни черного пятнышка, оставленного горящими бензином и маслом, никаких форм, линий, углов или цветов, чуждых этому месту. Эти тигры снегов, Шейн и Гудро, обрыскали весь северный цирк и сейчас готовились к безрассудному рывку вокруг горы. Без сомнения, они видели то же, что и я увидел в кратковременном разрыве облачности. В южном цирке была длинная стенка, черная, а не красно-коричневая, как большинство скал Тимпаногоса. Пилот упоминал эту стену как подозрительный признак.
Это было безумное предприятие, если учесть время, расстояние и неизвестные опасности впереди. Я мог что-либо сделать, только если Шейн и Гудро вспомнят, что мы договаривались поддерживать связь по радио. В противном случае единственное, на что я мог надеяться, это держать их в поле зрения моего бинокля и попытаться вызволить из беды, если они попадут в нее.
Лыжня впереди меня пересекала глубокий лог и казалась глубже и шире, чем где-либо раньше. Это было естественное место для накопления метелевого снега и зарождения одной из уснувших лавин. Я выругался, подумав о лыжниках, уже пробившихся по ней, и о взрывчатке, которой у меня не было. Ну, если снег держался под ними, то, вероятно, пройду и я. Я въехал в лог и оказался по пояс в крупном зернистом снеге, который заструился вокруг меня как песок. Я обмер: это была глубинная изморозь.
Это таинственное вещество я уже описывал в гл. 2. Глубинная изморозь не характерна для хребта Уосатч из-за большого количества выпадающего там снега и высокой температуры воздуха. Но характерная или нет, это была она, и почему она не выдернула снежный ковер из-под Шейна и Гудро или из-под меня, объяснить невозможно. Она была просто не в настроении. Когда я пробился к выходам скал на другой стороне лога, я увидел, что ведущая группа остановилась. В бинокль я разглядел Шейна, который возился с радио, и попросил их подождать меня.
Прежде чем присоединиться к ним, я должен был вернуться, встретить среднюю партию перед Логом Глубинной Изморози и точно показать им путь к лагерю: прямо вниз по наиболее свежему пути наибольшей лавины. Когда я догнал тех, кто пробивал лыжню, вечерние тени протянули к нам свои ледяные пальцы. Все альпинисты достали из рюкзаков куртки. Было очевидно, что идти в южный цирк слишком поздно. По правде говоря, я не спешил, так как не хотел рисковать людьми в темноте на этой огромной зловещей горе. Я сказал им о глубинной изморози, неизвестных препятствиях и времени. При боковом освещении мы начали спускаться змейкой, наши лыжи скрежетали по снегу, изрезанному лавинами. Мои напарники ничего мне не сказали, но я думаю, они сожалели, что раскрыли свою радиостанцию и дали мне возможность остановить их.
В базовом лагере нас ожидала команда Красного Креста с горячей пищей. После еды мы сгрудились над картой, чтобы составить план на следующий день. Нашей очевидной целью был южный цирк и, в частности, черная стена. Шейн собирался поехать в Прово и полетать рано утром в надежде обнаружить самолет. Возможно, он хотел также добраться до приличного телефона, так как он был специальным корреспондентом одной из газет Солт-Лейк-Сити. В этом не было ничего плохого, разве что он мог выйти из игры. Пока он будет летать, остальные пробьют тропу. Еще до начала настоящего восхождения нам предстояло более 3 км тяжелого пути.