Охотники за пчелами
Шрифт:
— Позвольте мне не входить в подробности относительно моих прежних действий, кабальеро. Надеюсь, настанет день, когда вы сможете судить обо мне по справедливости. Сейчас же я желаю только одного — чтобы вы правильно расценили мой поступок.
— Если так, соблаговолите объясниться яснее, чтобы я правильно истолковал ваше намерение.
— Хорошо, кабальеро, я только что из Палермо.
— Из Палермо? А! — сказал дон Гусман, содрогнувшись.
— Да. А знаете ли, чем занимались сегодня в Палермо?
— Нет. Признаюсь, я мало интересуюсь, чем занимается диктатор. Танцевали и смеялись, я полагаю.
— Да, действительно, танцевали и смеялись, дон Гусман.
— Я не думаю, что я такой искусный провидец, — отвечал дон Гусман с притворным простодушием.
— Вы угадали лишь отчасти, что там происходило.
— Черт побери! Вы разжигаете мое любопытство. Я не представляю себе, чем может заниматься превосходительнейший генерал, когда он не танцует. Разве что подписывает приказы арестовать подозрительных людей? Превосходительнейший генерал отличается таким горячим усердием!
— На сей раз вы угадали, — ответил вполне серьезно полковник, по-видимому не уловив ироничной нотки в словах собеседника.
— А среди этих приказов, вероятно, находился один, касающийся меня?..
— Именно, — ответил дон Бернардо с очаровательной улыбкой.
— Все ясно, — продолжал дон Гусман, — значит, вам поручили исполнить этот приказ.
— Да, кабальеро, — холодно ответил полковник.
— Я готов биться об заклад, этот приказ предписывает вам…
— Арестовать вас.
Едва полковник произнес эти слова все с той же очаровательной небрежностью, как дон Гусман бросился на него с пистолетами в обеих руках.
— О! — воскликнул он. — Подобный приказ легче дать, чем исполнить, когда тот, кого надо арестовать, зовется дон Гусман де-Рибейра.
Полковник не сделал ни малейшего движения, чтобы защититься, он продолжал сидеть, раскинувшись в кресле в позе друга, приехавшего с визитом, и движением руки пригласил дона Гусмана сесть на свое место.
— Вы меня не поняли, — сказал он невозмутимым тоном. — Если бы я действительно имел намерение исполнить отданный мне приказ, для меня это было бы проще простого, тем более что вы сами и помогли бы мне в этом.
— Я? — вскричал дон Гусман, истерически захохотав.
— Вот именно. Вы, конечно, сопротивлялись бы, как только что это мне доказали. Ну, а я убил бы вас. Вот и все. Генерал Розас, несмотря на то что проявляет к вам большой интерес, не настаивает, чтобы вы попали к нему непременно живым.
Это рассуждение было циничным, но неопровержимо логично. Дон Гусман опустил голову с чувством безысходности, он понял, что находится в руках этого человека.
— Однако вы мой враг, — сказал он.
— Как знать, кабальеро. В наше время никто не может поручиться ни за своих друзей, ни за своих врагов.
— Но чего же вы от меня хотите? — вскричал дон Гусман в нервном волнении, усиливавшемся тем, что он был вынужден скрывать гнев, кипевший у него в груди.
— Я пришел вам сказать, но ради Бога не прерывайте меня, потому что мы уже и так потеряли слишком много времени, цену которого вы должны знать лучше меня.
Дон Гусман бросил на него вопросительный взгляд. Полковник продолжал, делая вид, будто не заметил этого взгляда:
— В ту минуту, когда, по вашему мнению, я явился так не кстати, вы отдавали распоряжения Диего, вашему доверенному слуге, приготовить лошадей.
— А! — только и сказал дон Гусман.
— Да, это совершенно неопровержимо, вы ждали лишь прибытия проводника.
— Вы и это тоже знали?
— Я знаю все. Впрочем, судите сами. Ваш брат дон Леонсио де-Рибейра, несколько лет живший в Чили со своим семейством, должен прибыть сюда нынешней ночью и остановиться в нескольких милях от Буэнос-Айреса. Неделю назад вы получили известие об этом. Вы намерены отправиться в асиенду дель-Пико, где он должен вас ждать, чтобы ввести его инкогнито в город. В городе вы приготовили ему надежное убежище, как вы по крайней мере считаете. Так, не забыл ли я какие-нибудь подробности?
Дон Гусман, пораженный услышанным, сник. Страшная пропасть вдруг разверзлась пред ним. Если Розас знал его тайну, а после пространного рассказа полковника не могло быть никаких сомнений в том, что жестокий диктатор, безусловно, намерен лишить жизни его и его брата. Надеяться на чудо не приходилось.
— Боже мой! — вскричал он с тоской. — Мой брат, мой бедный брат!
Полковник, по-видимому, наслаждался действием, произведенным его словами, продолжал кротким и вкрадчивым голосом:
— Успокойтесь, дон Гусман, не все еще потеряно. Подробности, которые я вам сообщил относительно вашей тайны, которую вы считали так надежно скрытой, знаю я один. Арестовать вас приказано завтра на восходе солнца. То, что я посетил вас сегодня, доказывает, что я не намерен употребить вам во. зло преимущества, которые дает мне случай.
— Но чего же вы от меня хотите? Ради Бога, кто вы?
— Кто я? Вы сами это сказали: ваш враг. Чего я хочу? Спасти вас.
Дон Гусман не отвечал. Он пребывал в таком невероятном смятении, что просто не находил себе места.
Полковник нетерпеливо передернул плечами.
— Поймите меня наконец, — сказал он. — Проводника, на которого вы рассчитывали, не будет, потому что он мертв…
— Мертв? — удивился дон Гусман.
— Этот человек, — продолжал дон Бернардо, — вас предал. Явившись в Буэнос-Айрес, он стал искать, кому бы повыгоднее продать тайну, доверенную ему вашим братом. Случайно обратился он ко мне, зная, какую ненависть я выказываю к вашей фамилии.
— Выказываете! — с горечью повторил дон Рибейра.