Охотники за пиратами XXI века. Защита торгового флота
Шрифт:
– Этот – мой! Я сейчас приклад подгоню по рукам, удлиню, тряпку намотаю, да мушку натру фосфором для ночной стрельбы…
– Хорошо, тогда мой вот этот, – согласился я с его выбором и взял себе оружие с примкнутым трехгранным китайским штыком.
Автоматов было всего три, и поэтому Джексон взял себе оставшийся – спорить не стал.
– Костя, я думаю, что арабу автомат по рангу не положен! Кто он на судне? Никто! Пошел в пень! Не верю азиатам. И ты не верь, – продолжал гнуть Гарри свою конфронтационную линию.
Полковник не на шутку разозлился:
– А как же ему нести вахту? Мы ведь по очереди будем стоять: четыре через двенадцать часов.
– Пусть стоит без ствола. Чуть что, шумнет – прибежим и отстреляемся… Или свой ствол сдавай ему в аренду. А почему за него переживаешь? Подозрительно мне твое поведение…
Джексон от досады чертыхнулся и ушел прочь в каюту, а Гарри, злорадствуя, произнес:
– Я же говорил, он за арабов! Увидишь, он и с пиратами заодно. Не вышло продать нас накануне Мохаммеду, так он тут же нашел себе другого напарника. Погляди, как он об этом сопляке печется. Больше, чем о нас. Попомни мои слова: Джексон – крыса!
В основном, за вычетом мелочей, жили мы с Гариком душа в душу, особо не мешая друг другу в быту.
Конечно, меня смущали отдельные странности в поведении отставного милиционера – но все в пределах нормы. Гарри любил прихвастнуть, что написал в свое время сценарий для фильма. Правда, я этого фильма не видел. А еще, что он поймал несколько сотен наркокурьеров, что уничтожил при задержании примерно столько же бандитов. Каждая история завершалась словами: шлепнул казаха-наркошу или нескольких казахов-наркоманов. Самая большая проблема – старый опер храпел во сне как сивый мерин. А уверял, что спит спокойно! Враль! Стоило мне вернуться с вахты во время его сна, уснуть было невозможно: из глотки Гарика вырывались душераздирающие стоны, хрипы, свист, бульканье. Приходилось расталкивать соседа крепкими тычками.
– А? Что? На пост? – вскакивал сосед спросонья.
– Храпишь, блин! Повернись на бок!
Гарик поворачивался, но ненадолго, – следовало поторопиться уснуть, пока он не вернулся в исходное положение и не возобновил свои трели.
Вечером, после двадцати одного часа, как правило, я заглядывал в кают-компанию, набирал хлеба и нарезку (копченая или соленая красная рыба, сыр, колбаса или ветчина), мы кипятили чай, и за бутербродами вели с Гариком разговоры за жизнь.
Джексон пронюхал про вечерние посиделки и стал забредать к нам на огонек, навязывая свое общество, обижался, что сами не заходим к нему и его не приглашаем в гости. Экс-полковник удивлялся, откуда у нас постоянно появляется еда, но я лишь усмехался.
– Уметь надо! Костя места знает… – как правило, уклончиво отвечал бывший опер.
Старший всякий раз подозрительно косился на меня, хмыкал и без приглашения усаживался за стол.
Вот и в этот очередной визит незваный гость деловито намазал масло на три куска хлеба, придавил сыром, колбасой, куском рыбы, налил чай в стакан и щедро насыпал четыре ложечки сахара.
– Наш экс-полковник детство в Одессе явно провел без сахара, – ухмыльнулся Гарик.
– Сахар мне необходим для здоровья! Нахмурив брови, Джексон поведал мрачную историю своей молодости: – Я ведь кем службу начинал?
– Подручным в камере пыток? – хохотнул Григоренко.
– Дуралей! – беззлобно ругнулся экс-полковник, уплетая первый бутерброд. – Я был ракетчиком, командиром расчета – перспективным офицером! И никаким особистом быть не собирался! Возможно, сейчас дослужился бы до генеральского звания…
– А я думал, что служба в Чека – это призвание, состояние души, – не удержался я от едкой шуточки.
– Балбес! Мою карьеру прервала страшнейшая катастрофа. В семьдесят девятом году на стартовой площадке взорвалась экспериментальная ракета. Я со своей ротой в этот момент следовал на обед – мы успели уйти довольно далеко от места взрыва. А все, кто ракету во время взрыва обслуживал, мгновенно погибли. Взрывная волна нас настигла и повалила с ног на подходе к лесу, но смертельно опасным был не сам взрыв, а токсичное облако паров ракетного топлива, следом накрывшее нас. Слышали про гептил?
Я кивнул: слышал.
– Кто шел в замыкании, умер быстро, кто в середине колонны – в госпитале. Я с первым взводом успел войти в лес, и деревья нас слегка прикрыли – спасли нам жизнь. Почти год лечился в госпиталях и санаториях, а потом меня списали из ракетных войск по болезни. Едва не уволили подчистую, но мне повезло – нашлись добрые люди, пристроили…
Я состроил на лице сострадание и сочувственно кивнул.
– Помотало меня по свету: Забайкалье, Сибирь, Поволжье, Закавказье. Сколько было забавных историй! Ты, Костя, записывай – в соавторы потом меня возьмешь! Вот, к примеру, был такой забавный случай: служил я в районе Безречной [7] , в ЗабВО, и начальник политотдела нашей ракетной дивизии имел фамилию Беда. И любил полковник Беда шарахаться по общежитиям с проверками – вникал в быт подчиненных: кто с кем спит, кто с кем пьет… Сидим мы за столом, пьем спирт, анекдоты травим, девки местные на коленях сидят, тискаем их – они визжат. И вдруг громкий стук в дверь и крик: «Откройте! Что за безобразие у вас в комнате творится?»
7
Забайкальский военный округ.
Мы чуть притихли, а наш гость, пехотный капитан Маркелов, известный пьяница и «залетчик», нет бы тоже промолчать, вдруг как гаркнет в ответ: «Чего надо? Кого черти принесли на ночь глядя? Кто там пришел?»
А начальник политотдела важно поясняет как само собой разумеющееся: «Это я, Беда!»
Маркелов хмыкнул и отвечает: «Да пошла ты на х… беда! Нам и своего горя хватает!»
Беда не ожидал такого ответа – его ведь все знают! Поначалу опешил, замялся, но потом вызвал патруль – взломали дверь. А мы уже успели по балкону этажом ниже спуститься – в комнате одни девки за столом сидят: курят, пьют и ржут, как дуры, над взбешенным Бедой…
Ближе к полуночи Джексон забирался в офисную часть нашей каюты, усаживался за монитор и что-то моделировал на компьютере, мешая нам спать. И тогда мы с Гариком взяли за правило по очереди подшучивать над экс-полковником.
Однажды, заглянув через его плечо, я увидел какие-то запутанные графики на мониторе и ехидно поинтересовался:
– Над чем колдуешь? Что за кривые линии?
– Программирую! Мне за это люди деньги платят. На Форексе с помощью этой программы люди деньги зарабатывают…
Я выразил сомнение, Джексон отмахнулся, мол, не умничай. Тогда я попросил Гарика шепнуть Джексону, как бы невзначай, что, когда тот выходил в туалет, я тайком сфотографировал с экрана все диаграммы и графики – промышленный шпионаж!
Узнав о моих действиях, Джексон взбесился, закатил скандал:
– Мерзавцы! Демагоги!
Выдернул флешку, хлопнул дверью и убежал прочь, а мы в очередной раз от души повеселились…
Конец ознакомительного фрагмента.