Охоться на меня, дорогая
Шрифт:
Все мое тело дрожит, дрожь полностью овладевает моим телом, поскольку движение вызывает во мне слияние удовольствия и боли, пока все мое тело не становится похожим на натянутый нерв. Тру двигает бедрами, его член медленно движется внутри моей задницы, отступая, а затем толкается вперед. Затем он делает это снова. Всхлипы, вырывающиеся из моего рта, громкие.
Дэр все еще не двигается, просто наблюдает за моим лицом при каждом движении бедер Тру. Наблюдает, как слезы скатываются по моим щекам. Что-то застилает мне глаза, все темнеет, а затем чей-то
— Отдай нам свою боль, Малышка, отдай нам все свои слезы.
Я знаю, что это Дэр заговорил, потому что я все еще чувствую влажное скольжение языка Тру по моей щеке, когда он слизывает мои слезы.
Внезапно Дэр тоже встает, его язык медленно облизывает другую мою щеку, в то время как Тру продолжает двигать бедрами. Затем Дэр облизывает мою нижнюю губу, и его стон говорит мне, что он чувствует вкус собственной крови у меня во рту, а затем его рот накрывает мой, его поцелуй почти такой же дикий, как звуки, издаваемые мной.
Они оба снова отодвигаются от моего лица, прежде чем я открываю глаза, но их маски возвращаются на место. Рука Дэра в перчатке протягивается, и он проводит большим пальцем по моей нижней губе, мои всхлипы медленно переходят в стоны, чем дальше движется Тру.
Похоже, это какой-то сигнал для него, потому что он тоже начинает двигаться внутри меня. Они оба начинают толкаться во мне, чередуясь так, что один толкается, а другой отступает. Я никогда не чувствовала ничего подобного раньше. Все еще ощущается боль от растяжения обоих членов внутри меня, от порезов на моей коже, от врезающихся веревок в запястья и шею. Но удовольствие также захватывает меня в их объятия.
Они быстро устанавливают дикий ритм, жестко трахая меня. Рука Тру сжимается на моем горле, в то же время Дэр обхватывает веревки между моими запястьями и шеей. Он тянет сильнее, и у меня перехватывает дыхание. Мои руки автоматически тянутся к горлу, хватая руку Тру одной своей, в то время как другой я хватаюсь за веревку. Мое тело сжимается вокруг них.
Тру стонет мне в ухо, его толчки теряют ритм, пока он просто не врезается в меня, его бедра сильно ударяются о мою задницу с каждым толчком.
— Тебе нравится это, Малышка, тебе нравится, когда тебя трахают убийцы?
Мой рот открыт, но из него не вырывается ни звука, воздух вообще не проходит. И без того тусклый свет в лесу сгущается еще больше, в голове становится легче, когда все начинает затуманиваться.
Я чувствую, что Дэр наклоняется больше, чем вижу, как он двигается.
— Ты когда-нибудь думала об этом, Малышка? Ты думаешь о том, каково нам было вонзать наши ножи в этих женщин, как мы вонзаем наши члены в тебя? Чувствовать, как горячая кровь ударяет по нашей коже, покрывая нас, пока мы не покраснеем от нее, наблюдая, как жизнь покидает их глаза.
С каждым словом мое тело все сильнее сжимается вокруг них, пока все, что я могу чувствовать, — это они сами: их члены, их руки и их тела. Тьма продолжает завладевать моим зрением секунда за секундой.
Внезапно воздух врывается
Они уничтожили меня. Это все, о чем я могу думать, пока они продолжают свои движения. Нет такой части меня, которая когда-либо оправится от моей причастности к ним. Их темное влияние запечатлелось в моей душе, и пути назад нет.
Тру медленно выходит из меня. Я снова хнычу от этого чувства. Я смутно чувствую, как он уходит, но он возвращается всего через несколько секунд, его рука отводит мои влажные от пота волосы в сторону, когда он снова приседает и говорит:
— Прости, Малышка, надеюсь, однажды нам не придется этого делать.
От укола иглы с моих губ срывается быстрый полу-протест, прежде чем меня снова затягивает в бессознательное состояние.
Глава 27
Алекс
Когда я просыпаюсь на этот раз, все еще темно, и я снова лежу на своем диване, как будто все это было сном… За исключением того, что я чувствую каждую боль в своем теле. Я могу сказать, что они потратили время, очищая меня и ухаживая за моими ранами, но единственный признак их присутствия — стакан с прозрачной жидкостью на кофейном столике рядом с тем, что, как я предполагаю, является обезболивающим.
Плюс небольшой подарок в упаковке.
Я с подозрением смотрю на все три вещи, когда сажусь на диване. Но, в конце концов, я беру таблетки и проглатываю их, запивая прозрачной жидкостью. У нее слегка сладковатый вкус, и он напоминает мне о том, что Тру заставила меня выпить, когда я был привязана к стене. Это успокаивает мое горло и прочищает мой затуманенный разум еще до того, как обезболивающее успевает подействовать.
Взглянув на часы на стене, я с удивлением вижу, что время только переваливает за полночь. Я знаю, что это все еще означает, что прошло несколько часов с тех пор, как я впервые приехала в дом, но я подумала, что с тем, что они мне дали, пробежкой и всем, что последовало за этим, прошло бы больше времени; они, должно быть, использовали что-то, от чего я потеряла сознание только на короткий период времени.
Они одели меня в одну из моих обычных ночных рубашек, дойдя даже до того, что надели на меня нижнее белье. Заглядывая за вырез рубашки, я вижу, что на самом деле там нет никаких новых повязок. Во всяком случае, они сняли повязку с первого пореза, который я получила от ножа Дэра. Я не могу отчетливо видеть свою спину, но мне тоже кажется, что старые порезы теперь подышали, в то время как в новых местах, где моя спина была порезана деревом, есть повязки поменьше.
На моей ноге небольшая повязка и смутное воспоминание о том, как ветка сильно зацепила мою ногу, когда я бежала. Один из них даже расчесал мне волосы.