Охотящиеся в ночи

Алексеева Яна

Набирая знакомый номер, я заскользила вокруг скамьи. А я ведь волнуюсь. В животе словно ледяной ком образовался. Что сказать?

Марина оторвалась от чтения и внимательно на меня посмотрела. Затем снова съежилась и уткнулась в шелестящие, пачкающие руки черной краской листы.

В столицу Павлу ушло сообщение истерического содержания. Пока я нервно тыркала неудобные кнопочки, сообразила, что сны, возможно, являются наследием нашей с Павлом связи и метки, так до конца и не снятой.

Ага, надо узнать, не страдает ли Павел такими же приступами… Поэтому следующую партию

букв я набирала дрожащими руками. Текст выходил жалобный и даже жалкий. Посочувствуйте мне, бедной и несчастной! Или я вам устрою… Потому что когда что-то не понимаю, то сильно нервничаю, а когда нервничаю — делаю глупости.

Марина вновь оторвалась от чтения и с неприкрытым интересом следила за моими дергаными эволюциями вокруг скамьи. Ну ладно, если это ее веселит… Все лучше, чем тупое аутичное созерцание синих полированных плиток под ногами. Надавив на плечо, я заставила привставшую было девушку сесть обратно. Она надула губы и потерла руку. Под длинным рукавом туники наверняка останутся синяки.

— Тш-ш, сейчас буду звонить.

— Кому?

— Так, одному типу, у которого можно узнать новости. Тебе ведь надо легализоваться.

Замерев, я набрала номер Крадущегося. Длинные гудки, и мое приветствие:

— Алло, Сев, день добрый…

Вопль, донесшийся из динамика, меня почти оглушил:

— Волкова!

— И незачем так орать, — отставив подальше от уха руку, чуть повысила голос.

Пальцы свободной руки сами собой запустились в прическу Марины. Волосы моей подопечной были разделены на пробор и стянуты резинкой. Очень удобно оказалось перебирать их когтями, вытягивая одну прядь за другой.

— Здравствуй еще раз, — протянула я. — Есть у меня к тебе небольшой вопрос…

— Это у меня вопрос! Ты куда пропала, охотница? Тебя такие люди полдня ищут! — возбужденно выдал собеседник.

— Плохо ищут, я же не прячусь.

— Так, хорошо, подъезжай немедленно, тебя требует конклав.

— С какой стати? Я в свободном поиске.

— Какой поиск! Ночью начали убивать людей чуть ли не в открытую! Нарушая маскарад. Причем родственников прошедших ритуал детей, тех, что нечистокровные. Ты, часом, не знаешь, кто этим занимался? — с холодноватым интересом вопросил Сев. — Ведь, кажется, ты взяла их под свою ответственность?

— Не знаю пока, — веско ответила я. — Но узнаю, и тогда…

— Что тогда?

Язвите, господин мой?

— Доложу куда следует, Всеволод Аскольдович. И конклаву придется принять соответствующие меры. Но у меня к вам имеется встречный вопрос.

— Какой? — А вот отвечать он явно не горит желанием. Надо подсластить выданную ему горькую пилюлю. Вроде как в его услугах все еще нуждаются и очень-очень благодарны за то, что он способен их оказать.

— Я приду в кафе. Позже. Обещаю, — елейным голоском пропела я. — А вы, друг мой, окажете мне в ответ огромную услугу, сообщив, где именно остановился господин Свертхальде. Я бы хотела его посетить.

— Ну… пожалуйста.

И он надиктовал адрес частной квартирки. Где-то в центре.

— Благодарю. И, кстати, господина мага кто-нибудь видел сегодня, или его непонятный ритуал все еще продолжается?

— Нет… Не видели, и он не звонил.

— Странно, не правда ли? Столько событий…

Закончили, выдохнули. Уф! Как это тяжело — лавировать в разговорах.

Отлично, главного торговца информацией мы озадачили. Пусть думает. А то я сама вряд ли до чего путного дойду. А вот посетить мага, отвлечься и Марину отвлечь — самое оно. Ибо у меня такое чувство, будто нас засасывает в бездонный омут, полный смыкающейся над головами черной смолистой удушающей жижи. И солнце, бьющее через огромные окна, от этого не спасает.

Сморгнув черные точки, заплясавшие перед глазами, я потянула подопечную на улицу. Только в трамвае, с грохотом и трезвоном пролетающем остановки одну за другой, сообразила, что теперь вряд ли мы окажемся первыми у дома Свертхальде. Сев кому-нибудь да продаст наверняка возникшее у него подозрение. Или наше предполагаемое местонахождение.

Все персоны, заинтересованные в общении с магом, перемещаются не как мы, на своих двоих, а на личном транспорте. И поговорить с магом не дадут. Порыться в его вещах — тоже. Скорее еще и нас распотрошат. Ведь, как ни крути, я четко осознаю свои скромные возможности. Выходит, я — несообразительная идиотка. Ну да ладно.

Но на тенистой улочке, засаженной раскидистыми вязами и тополями с толстыми, похожими на корявые разбухшие бочки стволами, мы оказались первыми. У трехэтажного дома с гипсовыми полуколоннами, рядами выстроившимися между окнами и вычурными барельефами на широких карнизах, никого не было. Возле узкого тротуара не стояло ни одной машины и на сотню метров в любую сторону не тянулось ни одного свежего следа. А со второго этажа через приоткрытую форточку кондиционер доносил до нас аромат легкого морского бриза. В густой тени было видно, как тонкие золотистые нити, цепляясь за раму, сплетались изящной паутинкой, перекрывая окно. Защитная сеть? Похоже.

Во всей этой магии плохо то, что у каждого рода одинаковые по воздействию чары выглядят по-разному. Так что об эффекте, силе и сложности данных конкретных узоров можно только гадать, а кинжала-поглотителя у меня больше нет.

Мы стояли у подъезда, пребывая в мучительных раздумьях. Марина раз за разом отирала с лица пот и прихлебывала воду. Веки у нее были опухшие, синяки некрасиво проступили сквозь тональный крем, губы потрескались. Она всхлипывала, старательно сдерживая слезы. Мне же было просто плохо. Физически. И развлекать эту полурусалку не было сил.

Я сморгнула пот и критически осмотрела стену. Нет уж, лучше по лестнице. Потянув за руку девушку, очень неохотно переставляющую ноги, я нырнула в темное гулкое нутро подъезда. Неожиданно пахнуло сыростью и гнилью. Старые стесанные ступени скользили под ногами, грязно-коричневая плитка и обитые потрескавшимся дерматином двери отправляли в славное, давно забытое прошлое. Нужная дверь отличалась от прочих наличием магической защиты и отсутствием запахов еды и просто обычного жилья, тянущихся из-под щелястых порогов. Ни единого зазора, потому что дверь аккуратно обделана плотными валиками, при движении створки наверняка шаркающими по полу.