«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I
Шрифт:
Одно время, в 1908 году, мне дали такого помощника после бесчисленных и настойчивых с моей стороны посланий в Департамент полиции. Но дали такого помощника, по сравнению с которым мой А. Б. Попов - типичная «мокрая курица» - был орел! Хотя этот эпизод из кратковременного прикомандирования к моему отделению ротмистра Рокицкого и относится по времени к позднейшему периоду моей службы в Саратове, я его ввожу
7 Заказ 2376
мемуарах
сюда для иллюстрации персональной политики штаба Отдельного корпуса жандармов.
Еще в бытность мою офицером при С Петербургском губернском жандармском управлении мне пришлось, бывая в театре и в других общественных местах, встречаться и мельком разговаривать с чрезвычайно бравым по виду помощником
Михаил Михайлович был удивительно честолюбив именно в отношении орденов и знаков отличия. На его широкой груди, ко времени моего знакомства с ним, уже не хватало места для новых орденов. В самом начале нашего знакомства, я помню, он особенно был озабочен устройством для хивинского хана какой-то специальной бани. Ему, вероятно, уже мерещилась новая «звезда».
Забота о том, как «угодить» или облегчить передвижение по столице или прилегающим железным дорогам более или менее значительному иностранцу, была, так сказать, его основной заботой. Знакомств у него было множество, и нечего удивляться тому, что однажды какой-то градоначальник, едва ли не Клейгельс (ухваткам которого Рокицкий умело подражал), поддержал ходатайство Рокицкого о переводе его на службу в Отдельный корпус жандармов. Чем именно руководствовался Рокицкий в своем желании переменить полицейский мундир на жандармский, я так никогда и не понял. В Корпусе жандармов единственную должность, которую он мог выполнять «не мудрствуя лукаво», была должность начальника отделения при каком-либо жандармском полицейском управлении железных дорог. Однако какие-то соображения штаба Отдельного корпуса жандармов заставили ротмистра Рокицкого служить по губернским жандармским управлениям, и в
мемуарах
1908 году он попал на должность помощника начальника Саратовского губернского жандармского управления. Совершенно неожиданно для меня летом 1908 года я получил извещение Департамента полиции, что ротмистр Рокицкий прикомандировывается к моему отделению. Более нелепое распоряжение трудно было себе представить! Прежде всего сам ротмистр Рокицкий не имел никакого желания заниматься политическим розыском. Он отнюдь не был расположен находиться весь день и вечер на службе, предпочитая отдавать ей несколько служебных часов, а вечера посвящать игре в преферанс или другим удовольствиям. Наконец, внешность, сделавшая его известным вскоре после приезда в Саратов даже уличным собакам, не позволяла соб юдать ни малейшей конспирации. Если бы Рокицкий появился на улицах Саратова в штатском платье и в таком «ряженом» виде подошел бы к дверям конспиративной квартиры, то он был бы, вероятно, тут же «расшифрован».
Да и с каким секретным сотрудником я мог поручить толковать по разным партийным делам этому веселому и расторопному ротмистру, когда все его внимание было сосредоточено на чем угодно, кроме этих дел? Впрочем, ротмистр Рокицкий это сам понимал и относил свое «прикомандирование» к какому-то недоразумению. Что было мне делать с таким помощником? Не надо забывать, что квартира моя и рядом помещавшаяся канцелярия охранного отделения были мной тщательно законспирированы. Почта направлялась не ко мне, а сперва в губернское жандармское управление, и только оттуда сторож отделения
При первом же появлении его у меня на квартире во всем блеске жандармского мундира, усыпанного орденами, звездами и медалями, после официального представления я усадил его у себя в кабинете и пресерьезно заявил ему, что теперь, приступая к новой работе по розыску, ему надо основательно переделать себя во всех отношениях, а прежде всего начать с внешности: надо носить штатское платье, забыть о военной форме и для полной конспирации сбрить усы и бакенбарды. Надо было видеть крайнее изумление на лице Рокицкого при этом известии! Со свойственной ему наклонностью к шутке, ротмистр отпарировал мое предложение только одной фразой: «Помилуйте, Александр Павлович, да меня жена выгонит из квартиры, если я покажусь ей в таком виде!» Надо сказать, что жена Миха-
РоссияК^^в мемуарах
ила Михайловича была весьма безобидным существом, и выражение его было самое неудачное. Но сбрить усы и бакенбарды было для ротмистра таким неисполнимым делом, что ему просто не хотелось и подыскивать другой предлог для отказа. В жертву интересам политического розыска он не предал бы своих бакенбард.
Очень скоро в откровенном разговоре мы сошлись с Михаилом Михайловичем на одном: ни он не нужен Саратовскому охранному отделению, ни оно fie нужно ему. В соответствии с этим я немедленно, личным письмом на имя директора Департамента полиции, просил об обратном откомандировании Рокицкого в Саратовское губернское жандармское управление, указывая на полную невозможность для меня использовать его в интересах дела. Просьба моя была скоро уважена, но я так и не получил никакого другого помощника. В течение примерно двух месяцев «прикомандирования» к моему отделению вся служба ротмистра Рокицкого заключалась в том, что он аккуратно появлялся в моем кабинете переписывать старые донесения секретных сотрудников в специальные тетради и приводить в порядок некоторые запущенные отчетности по делам
Мы расстались с Михаилом Михайловичем, не испортив наших прежних добрых отношений. Вскоре, кажется, он был переведен на службу в Сибирь.
В Саратове, по крайней мере в мое время, офицеры Корпуса жандармов, числом около десяти-двенадцати человек, держались обособленно. По провинциальному обычаю, мы собирались иногда на «вечера» друг к другу, и, таким образом, приходилось «в очередь» устраивать приемы и у себя на квартире. Кроме самих жандармских офицеров на таких вечерах приходилось встречаться с чинами местной администрации, прокурорского надзора и кое с кем из саратовских обывателей, принадлежавших к «правому» кругу.
Будучи вечно занят срочными делами по отделению, необходимостью каждый вечер самому распорядиться нарядом филеров на следующий день, постоянными приготовлениями и срочными распоряжениями об обыске или аресте, я иногда манкировал своими светскими развлечениями, что невольно портило отношения с моими сослуживцами Но в общем у меня установились, что называется, «добрые» отношения с большинством сослуживцев, кроме обоих начальников жандармских управлений: один, полковник Померанцев, не выносил моего «независимого» от него служебного положения и того, что я своей осведомленностью и активностью оттирал его на задний план в глазах администрации; а другой, генерал Николенко, на-
мемуарах
чальник местного жандармско-полицейского управления Рязано-Уральской железной дороги, относился свысока ко всем представителям жандармской службы, если только они не служили по железнодорожной части. Последних он выделял в своеобразную жандармскую аристократию. «Охранники», к каковым я принадлежал, были у него не в фаворе.
К концу года, т.е. к окончанию того периода моей службы в Саратове, который я назвал «первым», я освоился с городом, с администрацией и довольно удачно растревожил местное революционное подполье.