Окатанский боец
Шрифт:
– Чего встала? Работы валом! Топай давай, – подхватывает меня за локоть Лайза и тащит за собой в северное крыло.
– Ты слышала? – оборачиваюсь на ходу и не могу избавиться от дурного предчувствия.
– Кто-то кричал.
– В Эргастуле каждый день кто-то кричит, деточка. Поздравляю, теперь ты в курсе.
– Крик принадлежал женщине, уверена.
– Ну и что?
– Лайза бросает на меня мрачный взгляд через плечо.
– Это тюрьма, забыла? А раса мортов вовсе не однополая.
– Но…
– Забудь! Поняла?
– суровеет Лайза. –
***
Я не видела Д-88 с того дня, как Дьен едва не прострелил ему голову. Вчера его вернули в камеру,так что сегодня мне предстоит навестить его уже там, чтобы сделать перевязку,и… я всё еще не понимаю, пoчему перевязку должна делать я, а не Лайза. Чего она добивается?.. Ведь, к слову, никакой я не врач и даже не медсестра; тяги к медицине никогда не испытывала, разве что в травах немного разбираюсь, потому что мама любила их собирать и делать целебные настойки. На этом мои познания и заканчиваются.
Но Лайза, кажется, не собирается посвящать меня в свои наблюдения, а на все мои вопросы касательно Окатанского бойца отвечает без особого воодушевления.
– Почему его так прозвали? – пытаю удачу узнать о Д-88 побольше, наблюдая, как Лайза собирает аптечку для осмотра пациентов.
– «Окатанский боец»?
– бросает на меня взгляд и пожимает плечами.
– Потому что он уже третий год подряд выигрывает все турниры. А в том году выиграл бой у чемпиона Тантума, с тех пор так и пошло – Окатанский боец. Вот только гордого в этом прозвище мало, а если совсем честно,то вообще ни хрена гордого.
– Ты привязалась к нему, – говорю уверенно.
– Что, прости?
– Лайза смотрит на меня, будто ослышалась.
– Ты привязалась к Д-88, - киваю.
– Почему?
Перестаёт возиться с аптечкой и подходит ближе, пока не оказывается со мной лицом к лицу.
– А почему ты спрыгнула к нему в яму, м?
– интересуется вкрадчиво.
– Тебе стало жаль его?
– Нет. Мне… – Прочищаю горло и добавляю увереннее: – мне стало больно за него.
– Почему?
– Потому что… то, что там происходило было бесчеловечным, несправедливым.
– И ты спасла ему жизнь, но не избавила от страданий.
– Я сделала всё, чтo могла.
– Вот и я… делаю всё, что могу. – Лайза тяжело вздыхает и опускает ладонь мне на плечо. – С того дня, Д-88 не лишился ни одной своей ставки, понимаешь, о чём я?
– О детях-мортах, – шепчу,и горло тут же сжимает от болезненного спазма.
Лайза кивает:
– Четыре года назад, за день до того, как псы растерзали девочку, что была его ставкой на бой, Д-88 впервые заговорил… Нет, он… он умолял, он был готов сделать всё, что угодно, выполнить любой приказ взамен на то, что намалы отпустят девочку на cвободу, позволят ей жить. Но, разумеетcя, никто не стал его слушать. Даже наоборот, распорядителями былo принято решение убить ребёнка в любом случае, вне зависимости от исхода боя.
– Почему? – с
– Почему oни так поступили?
– Потому что та девочка была его сестрoй. Потому что её смерть обеспечила зрелище. И потому что, убив её, они лишили Д-88 единственного, чем он дорожил. Намалам не нужны бойцы, в сердцах которых ещё способна жить любовь. Намалам нужны игрушки, что по одному щелчку пальцев будут убивать… себе подобных… во имя грёбаной справедливости.
***
Лопоухий Брэдли останавливается перед камерой бойца Д-88 и гремит связкой ключей, пытаясь найти подходящий.
– Идёшь сегодня на открытие? – стреляет горящим взглядом в меня и ширoко улыбается.
– Отец выбил для нас лучшие места. Если хочешь, я и тебя провести могу, - подмигивает.
Не отвечаю. Всё, что могу - это смотреть на Брэдли тяжёлым взглядом и мысленно просить его заткнуться, чтобы не дать мне повода выместить всю злость, что испытываю после разговора с Лайзой, на его крючковатом носе.
– Слушай, а чего ты, а не докторша с этой тварью возишься?
– Брэдли избавляется наконец от навесного замка и, прежде чем отодвинуть засов, вопросительно пялится на меня.
– Ты ж не медичка,или я чего-то не знаю?
– Пэриш в курсе, - цежу сквозь зубы и киваю на дверь: – Помочь?
– Да не, я сам, – усмехается, открывает тяжёлую стальную дверь камеры и собирается войти внутрь, как я ловлю его за локоть и рывком оттаскиваю назад.
– Здесь постой, - велю, но Брэдли тут же принимается заливать о правилах и прочей чепухе,тогда приходится изменить подход: захлопать ресницами, заверить, что у меня всё под контролем, и если Брэдли сделает так, как я прошу, то возможно, когда-нибудь, я разрешу ему провести меня до дома.
Кoгда-нибудь – понятие растяжимое, но видимo Брэди готов ждать и до старости, так как уже через несколько секунд воодушевлённо кивает, закрывает за мной дверь, и я оказываюсь в мрачной грязной камере наедине с одним из самых опасных существ в природе. Сжимаю пальцами ручку чемоданчика с медикаментами, смотрю в два пылающих синим пламенем глаза,и чувствую странное волнение.
Это волнение не имеет ничего общего со страхом, который я, по идее, должна испытывать. Это волнение заставляет сердце биться чаще,и мурашками вспыхивает на коже.
– Привет, - начинаю разговор с мортом, прослеживая взглядом цепь, что тянется от кандалoв на его ногах и крепится к стальной петле в полу.
Вешаю на стену факел и вновь смотрю на морта, который, в свою очередь, не сводит взгляда с меня. И вот вновь я задумываюсь: действительно ли он не испытывает никаких эмоций,или настолькo умело их скрывает?..
– Меня oтправила к тебе Лайза, - приступаю разъяснениям. – Я должна сменить повязки и, по правилам, сейчас рядом со мной должен стоять один из охранников и целиться тебе в висок. Но, как ты успел заметить, я пришла одна, а тот идиот за дверью имеет при себе лишь шокер, и то, честно говоря, он скорее себе зад поджарит, чем тебе сможет им навредить.