Окаянный дом
Шрифт:
– В злых духов? – забренчал амулетами генерал.
– Нет. В то, что Уваров растворился в воздухе.
– Но это же невозможно, – побледнел Клейнмихель. – Родион Романович, вы сами отрицали… Плоть и кровь… Не могут исчезнуть бесследно… Господи, кто из нас сошел с ума?!
Сыщик отодвинул стул и прошелся по комнате. Три шага вперед и столько же назад.
– Успокойтесь, Максим Владимирович. Мы все в здравом уме, в твердой памяти. Но граф Уваров перехитрил нас, а заодно и шпионов всех снующих здесь разведок.
– Но как? Я не понимаю, как он это сделал?!
– Гениально, а вместе с тем на удивление просто. Тем вечером граф заподозрил, что в его свите есть
Три вопроса слились в один:
– Но откуда граф взял халат?
– И шерстяной платок?
– И клюку?
– Хороший разведчик… В смысле, человек, выполняющий поручения деликатного свойства, – Мармеладов подмигнул чиновнику железнодорожного ведомства, – всегда продумывает план побега заранее, на случай возможного провала. Не удивлюсь, если изнанка плаща Уварова нарочно сделана из грубой ткани с заплатками. Вывернешь – вот и халат. А платок он наматывал вокруг пояса, вместо кушака. С клюкой же просто повезло – забрал жердь, подпиравшую дверь трактира от ветра.
– Но если так… Почему граф не посвятил в свой план адъютанта? – недоумевал Клейнмихель. – Убивается ведь парнишка, горькую пьет. Неужели он и Бегичева подозревал?
– Ни в коем случае. Но графу было нужно, чтобы стражники-шпионы увидели истинную реакцию Бегичева – гнев, панику, неподдельное горе. Чтобы поверили в таинственное исчезновение и ломали головы, куда подевался Уваров. Иначе они могли бы помчаться в погоню за старушкой, верхом быстро бы настигли… Граф же хотел выиграть время. Пока китайцы переворачивали трактир, а потом толпы дознавателей рыскали по округе, заглядывая в каждую нору, мнимая старушка под покровом ночи шагала на юг.
– Но на юге только деревушка Яньцзи, – советник закрыл глаза, представляя карту провинции. – Зачем графу соваться в эту беспросветную глушь?
– По двум причинам, – сыщик загнул пальцы. – Во-первых, потому что беспросветная, и во-вторых, потому что глушь. В этом направлении искать беглеца никто бы не стал. А граф, скорее всего, утром купил там лошадь, или, еще вернее – поехал на перекладных, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания. Таким образом за сутки можно добраться до Владивостока. По моим расчетам граф уже передал донесение по штабным каналам, и прямо сейчас отправляет телеграмму в Мукден, чтобы всех вас успокоить… Однако, мы забыли про игру.
Мармеладов взял девятку бамбуков, сброшенную китайцем. Добавил к ней свою последнюю кость и положил поверх последовательностей.
– Маджонг, господа.
Брови старого генерала от постоянного изумления уползли
– Но эти последовательности… Они ведь вообще ничего не стоят.
– Мы заплатим вам сущие гроши, – впервые за весь день, а может и за всю историю Азии, китаец согласился с маньчжуром. – Вы ничего не заработаете на такой победе.
– Кроме самой победы, – улыбнулся сыщик.
Генерал и советник встали со своих мест и низко поклонились.
– Похоже, нам преподали хороший урок, господа! – Максим Владимирович отошел к столу с закусками и захрустел огурцом. – Прежде всего, надлежит думать не о выгоде, а о победе. Пока мы с вами собирали красивые и богатые комбинации, господин Мармеладов обыграл нас на мизере. Не желаете выпить посошок, Родион Романович?
– Нет, благодарю покорно. Мне пора ехать дальше. Хочу поскорее добраться до Москвы.
Сыщик придержал створку двери, пропуская в комнату слугу в косоворотке. Тот потерял где-то на лестнице золотой поднос и все свое высокомерие, вбежал с горящими глазами, сжимая в кулаке казенный бланк.
– Телеграмма из Владивостока! – кричал он, не помня себя от счастья. – От графа Уварова! Живой! Живо-о-ой!
Мармеладов нахлобучил на голову черную шляпу, попытался отогнуть поля вниз – безуспешно, как и всегда, – и медленно закрыл за собой дверь.
Смерть под балдахином
Ветвь гранатового дерева склонялась к земле под тяжестью созревающих плодов. Они краснели как обиженные гимназисты – багровые пятна расползались по нежно-розовой кожуре надутых щек, конопатых от поцелуев раскаленного персидского солнца. Ветер потерся боками о ледяные вершины мазендаранских [9] гор, пролетел сотню верст за считанные минуты, чтобы успеть донести до Тегерана хоть чуточку прохлады, но все напрасно: в этот полуденный час он обжигал сильнее, чем дыхание злого демона Биварасба [10] .
9
Мазендаран – северная провинция Ирана.
10
В персидской мифологии – злой дух, заточенный в спящем вулкане.
Двое солдат сели прямо на землю, привалившись спинами к шершавому стволу дерева. Пыльные мундиры давно нуждались в чистке, а стоптанные сапоги просили, и даже уже требовали каши. Бороды угрюмо топорщились из-под угольно-черных фесок, надвинутых до самых глаз. Третий с почтительным поклоном протянул флягу с водой командиру, стоящему поодаль. Тот отвернулся, вглядываясь в далекий горизонт, и наполовину вытащил саблю из ножен. Враг близко! Но офицеру храбрости не занимать, любой неприятель убедится в этом, увидев его гордо поднятую голову, обмотанную широким бинтом, и запекшуюся струйку крови на правом виске.
– Отлично! Вот так вполне естественно, – фотограф в белоснежном костюме вынырнул из-под шлейфа, приколотого к диковинному аппарату на треноге. – А ну-ка замрите… Раз, два, три!
Громкий щелчок расколдовал застывшие фигуры. Офицер, жадно ухая, выпустил из руки саблю и схватил фляжку. Тяжелый эфес тут же перевесил, клинок выскользнул из ножен, глухо звякнув в пыли, но никто не обратил на это внимания. Солдаты столпилось вокруг командира, складывая ладони лодочкой, умоляя оставить им хотя бы по глоточку солоновато-мутной воды. Фотограф хмыкнул и прикрыл седые кудри соломенной шляпой.