Окаянный груз
Шрифт:
– Ты потерпи чуток, пан Гредзик… – Ендрек почувствовал внезапный приступ жалости. Еще б пану Цвику не поливать его грязью, когда по живому ножиком кромсал. – До вечера сильно болеть будет, а после попустит.
– А! – отмахнулся Гредзик. – Кабанчиков тебе холостить, коновал…
– Не бери в голову, – ухмыльнулся пан Юржик. – Он еще благодарить тебя будет.
– А не ху-худо и прямо с-сейчас «спасибо» сказать, – заметил Войцек.
Он стоял, отряхивая штанины от прилипших сухих травинок, и смотрел
Следопыт подошел, недоуменно огляделся. Почесал заросший рыжеватой щетиной подбородок. Спросил:
– Дык… Это… Того… Вы чо делаете? – И тут же, словно припомнив, с кем разговаривает, подтянулся, одернул полы жупана. – Виноват, пан сотник. Разговор есть. Сурьезный.
Меченый прищурился, засунул большие пальцы за ремень.
– Д-добро. Говори.
– Дык… это… Не для всех.
– Да ну? – Пан Войцек нахмурился. – Ну, п-пошли.
Они отошли недалеко, к опушке поляны, на которой расположились лагерем.
– Говори, – приказал пан Войцек.
Грай сперва оглянулся через плечо, а после, понизив голос, выпалил:
– Погони боюсь.
– Ты че-чего это? – удивился Меченый. – Все боимся. Для того и на юг идем. Ежели кто прознает, что… Н-ну, не важно. Так вот, погоня на Искорост пойдет от Выгова. Это, п-почитай, на запад. А мы на юге.
– Дык… не верно сказал я, пан сотник. Это…
– Ну, ч-ч-что?
– Не обманули мы хитростью своей никого, похоже.
– К-как так? Ты не темни, Грай. Прямо говори.
– Дык… это… по нашему следу идет кто-то.
– Как прознал? – Войцек помимо воли тоже стал говорить потише.
– Ветки кто-то ломает. След наш метит.
Пан Шпара обернулся на мгновение. Оглядел лагерь.
Ничего примечательного. Все, как обычно на стоянке, заняты делами. Самося с Даником под началом Хмыза отправились поить коней из найденного неподалече родничка. Миролад с Квирыном кашеварили. Пан Гредзик… ну что еще мог делать пан Гредзик, как не лелеять спеленатую руку? Ендрек с паном Бутлей, похоже, обсуждали, насколько убавилось во фляжке драгоценной влаги. Пан Стадзик Клямка спал. Он всегда спал, если не его очередь хлопотать по хозяйству или сторожить лагерь. Хватан подошел к телеге, роется в сложенных припасах. Гапей-Тыковка должен быть в лесу, обходить бивак по кругу, высматривая опасности. Неужели?..
– Ты хочешь сказать, из наших кто метит?
– Дык… чужих мы уж пять ден не встречали.
– А может кто-то красться за нами, чтоб ты его не углядел?
Грай обиженно засопел.
– Д-добро. Не обижайся. Верю, что мимо тебя мы-мы-мы-мышь не проскользнет. Значит, кто-то из наших. Думаешь на кого-нибудь?
– Дык… нет. Все, похоже… это… проверенные.
– П-проверенные, говоришь? Доверяй, но проверяй… Что за метки?
– Дык… Там ветка сломана, там загнута в ту сторону, куда мы
– Третьего дн-дн-дня, говоришь? Чего раньше не доложил?
– Проверял… это…
– Кого проверял?
– Дык… себя и проверял. Думал, а вдруг примерещилось. Пуганая ворона куста боится.
– Значит, не примерещилось… – протянул задумчиво пан Войцек и вдруг рявкнул: – Хватан!
– Здесь я, пан сотник. – Порубежник в два прыжка поравнялся с беседующими. – Слухаю!
– Ра-а-асскажи ему, Грай. Ему тоже положено знать.
Выслушав Грая, Хватан присвистнул и почесал затылок:
– Во дела, дрын мне в коленку! Вот же затесалась, сука.
– Кого-нибудь подозреваешь?
– Да кого ж тут подозревать?! Разве что этого… ученого малого, дрын мне в коленку! Этот может. Он с самого начала желтым «кошкодралом» был. Им и остался.
– Да ну! – поразился Войцек. – Ты ж п-после пана Цециля простил его. Или п-показалось мне?
– Не верю я ему, пан сотник! Может, и драка та подстроенная была? Чтоб к нам в доверие его втереть. Видал, как у него раны быстро заросли?
– Ты скажи еще, ч-ч-что не было их вовсе. Сам же перевязывал.
– Ну, было. А что ж он… Пяти дней не прошло, а он норовит на коня взгромоздиться. Ездун!
– Заросло быстро. Это так, – согласился Меченый. – Ну, так это дело молодое. На тебе, бывало, еще быстрее зарастали.
– Так не за пять же дней, дрын мне в коленку!
– Он у-у-ученый малый. Травы всякие зн-знает. Вот и выздоровел. Почти. Он Гредзику палец резал, кривился. Видно, локоть еще болит. А на груди – то не рана. Царапина б-б-большая. Что ты, Грай, скажешь?
– Дык… это… не Ендрек это.
– Ты почем знаешь? – вскинулся Хватан. – Нет, ну ты почем-то знаешь, а?
– Городской… это… В лесу сроду не был. А метки… ну… это… ну… такие… Опытный человек ставил, похоже.
– В-вроде верно, – согласился пан Шпара.
Хватан упрямо тряхнул чубом:
– Мало ли! Притворяется, сволочь!
– Дык… первую метку я на другой день нашел, как из Батятичей выехали. Ендрек еще с подводы не вставал.
– Я ж говорю – притворялся. И бой поддельный!..
– Во-во, и п-пан Цециль подставной.
– А то нет!
Пан Войцек покачал головой:
– Д-добро, односумы. Студиозус тут ни при чем. Про пан Цециля я много слыхал. Это подставным не будет. И ленточку желтую не нацепит, как мы нацепили, даже чтоб жизнь сберечь. На кого еще думаете?
– Дык… – Грай пожал плечами.
– Стадзик может. – Хватан рубанул воздух ладонью. – Вечно сам по себе. Ровно не родной. Гапей тоже. Сильно он хитровыдрюченный. Квирын, рожа хитрая, за навар родную мать продаст и снова купит. Подешевле, для навару.