Окаянный груз
Шрифт:
Новый подскарбий, князь Зьмитрок, бросил как-то в толпу слова, что не худо-де огородить Уховецк с пригородами высоким забором, и пусть обитают там сами по себе, не оскорбляя своим видом честных жителей королевства. Обыватели с восторгом подхватили эту идею и повторяли ее на всех углах, по шинкам и лавкам.
Зджислав Куфар, наблюдая всю эту свистопляску из окон своего выговского дома, лишь мрачнел и наливался кровью, как насосавшийся комар. Выходить без риска для жизни и здоровья на улицы города он уже не мог.
А вот третьего дня и выходить не понадобилось. Сами пришли. Десяток драгун
Ну, не сопротивляться же с оружием в руках?
Да пан Зджислав никогда и не был горячим сторонником или хотя бы приверженцем вооруженного решения конфликтов и споров.
Тем более на всех углах кричали о честности и справедливости новой власти.
Но в тот миг, когда застеночный кузнец заклепал кандалы на его руках и ногах, пан Зджислав усомнился в правильности своего первоначального решения. Быть может, погибнуть на пороге собственного дома с саблей в руках было бы наилучшим выходом.
Теперь он стал обитателем застенков, куда раньше сам, случалось, упрятывал казнокрадов, ярых вольнодумцев и заграничных подсылов. Попытка наладить отношения с надзирателями ничего не дала. Намек на приличную мзду вызвал лишь презрительные ухмылки. Мол, знаем мы вас, уховецких, все на злато-серебро мерить привыкли, а мы не таковские, мы за честность и справедливость.
А сегодня утром его разбудили едва ли не со сладострастным злорадством:
– Вставай, морда воровская. Ужо допросники нынче тебе все растолкуют.
Пан Зджислав, конечно, давно уже догадался, о чем пойдет речь в допросной камере. И в глубине души ехидничал. Думал, Зьмитрок, что придешь на все готовенькое? Тут тебе и казна, тут тебе и войско, готовое вскочить на коней по первому слову? Ага, подставляй кошелек. Где та казна, а где тот новый подскарбий? Накося выкуси, как говорится среди торговок пирожками…
Шедший впереди надзиратель распахнул двери пыточной:
– Давай заваливай, морда толстая.
Пан Зджислав хотел было ответить, чтоб холоп язык попридержал. Он хоть и опальный, а все же родовитый шляхтич. Не ровен час, власть переменится. А потом решил – вот переменится, тогда и объясню. Подробненько. В этой же самой камере.
Пыточная ни капельки не изменилась со времени последнего его посещения. К удивлению пана Куфара, и старший заплечник остался тот же. А впрочем, чему удивляться? Багус Бизун, по всей видимости, всегда поддерживал Золотого Пардуса. Да и хороший мастер-заплечник – великая редкость. Заменять на нового – себе дороже.
Багус поднял на арестанта, по обыкновению, грустные глаза с тяжелыми темно-лиловыми обводами, свидетелями тяжелой нутряной хвори:
– Заходи, пан Зджислав. Присаживайся.
Надзиратель хмыкнул, не одобряя подобной почтительности, но Багусу на его мнение было плевать. Да, по большому счету, и на мнение девяти десятых выговчан тоже. Он всегда жил своим умом и делал свои выводы из окружающей жизни.
Пан Зджислав последовал приглашению. Присел на невысокую, намертво приделанную к полу лавку. Огляделся.
Два факела давали достаточно света, чтобы усаженный в угол писарь мог заносить
Что ж, за маленькие радости приходится расплачиваться. Рано или поздно. Лучше, конечно, позже, чем раньше. Но это уж у кого как получится.
Пан Зджислав вздохнул, разглядывая ровные, прямо на загляденье, ряды пыточного инструмента. Щипчики для вырывания ногтей и ломания пальцев. Остренькие кусачки, с помощью которых можно потихоньку состригать мясо с костей. В небольшой жаровне разогревались до нужного свечения прутья с удобными рукоятками. В темном углу на полочке томились в ожидании дела сапоги с плашками для раздавливания голеней; шлем с воронкою, чтоб при пытке заливать в горло воду. Не стоило даже сомневаться – все петельки смазаны, все металлические части начищены до блеска. Багус Бизун свое дело знал и любил.
Надзиратель отсалютовал заплечнику раскрытой ладонью и ушел.
Время тянулось медленно.
Пана Куфара, как назло, одолела почесуха. То тут засвербит, то там. Или вши успели из тюремной постели в швы исподнего белья перебраться? Поначалу он стеснялся чесаться, а потом плюнул. Чего это он должен манер держать перед заплечником? Он – родовитый шляхтич. Пускай его стесняются, кто уродился простолюдином.
И начал пан Зджислав скрести бока, живот и лопатки. С удовольствием, с расстановкой…
Говорят, самая приятная болезнь – чесотка. Чешешься и еще чесаться хочется. Тот, кто эту пословицу придумал, не слишком покривил душой.
Так за приятным занятием пан Зджислав едва не пропустил появление главных действующих лиц. Не считая его самого, ясен пень.
Дверь распахнулась, и на пороге появился низкорослый воин в дорогом жупане, расшитом серебряным шнуром на грозинецкий манер. Карузлик какой, что ли, вырядился?
Впрочем, почему невысокий?
Пана Зджислава обмануло первое впечатление. Грозинчанин лишь казался низким и коренастым. А всему виной увечье – чей-то безжалостный удар, смявший, изломавший драгуну, судя по одежде, правое плечо, ключицу, ребра. Рука сухой веткой скрючилась перед грудью – кисть до предела согнута, пальцы-когти тянутся к предплечью. Из-за искривленного хребта и шагал калека на полусогнутых ногах. Потому и казался карузликом.
«Чем же тебя так, болезный? – подумал Куфар. – Сабелька легка будет, не справится… Боевая секира или кончар. Да в могучей руке. Такой удар ведь не всякому по плечу. Вот пан Чеслав мог. Только где теперь пан Чеслав?»
И тут при взгляде на молодое, черноусое, холеное лицо его осенило. Да ведь это ж сам Владзик Переступа! Ротмистр драгунского войска Грозинецкого княжества. Говорят сведущие люди, доверенное лицо самого Зьмитрока.
«Верно, пан Зджислав. А ты чего ожидал? Знал ведь, на что шел».