Окаянный талант
Шрифт:
– Правильно понимаешь. Отнесешь ей крынку молока, мед и буханку хлеба.
– Может, еще и ерофеича?
– Не ерничай, – строго сказал Беляй. – Ожега варенуху не потребляет.
– Понял. Адресок Ожеги, надеюсь, дадите?
– Куды надо идтить – объясню. Не сумлевайся. Тока будь внимателен, не оступись, не сойди с тропы. Там такая топь… бульк – и нету человека. Возьмешь слегу на всяк случай.
– Что такое слега?
– Длинная жердь. Многим жизнь спасала. Тока не ленись, орудуй ею, дорожку впереди проверяй, щупай.
– Мне прямо сейчас идти?
– Куды
«Понятно, – подумал Олег. – Хочет Ожегу предупредить о моем визите. Но как? – И тут же ответил, мысленно рассмеявшись столь дурацкому предположению: – Звякнет по мобилке, чтобы дастархан готовила… Нет, в самом деле, что тут затевается? Какой нечистый занес меня в эту дыру?»
Потом его мысли потекли по другому руслу. Он задался вопросом: с какой это стати его так резко потянуло на пленэр? Последние три года он не выезжал из города в глубинку и даже не имел такого желания.
Во-первых, билеты сильно подорожали, во-вторых, деревенские начали подозрительно относиться к приезжим и не горели желанием сдавать комнаты внаем, а в-третьих, он уже не мог так спокойно, как в глубокой юности, относиться к неудобствам, которыми изобилует кочевая жизнь.
И тут Олег похолодел. Он вдруг вспомнил запойный вечер в «Олимпе» и чересчур настойчивые увещевания душки Фитиалова, которому он все-таки рассказал по большому секрету о том, как пролетел с персональной выставкой: «Поезжай в деревню. Все суета сует, Олежка. Деньги, слава… А! Плюнь на проблемы и езжай. Отдохни душой. Садись на электричку – и вперед, до самого конца, подальше от города…».
Но и это еще не все. На память пришел и зловещий иностранец… как зовут этого сукиного сына? Кажись, Карла… А по батюшке? М-м… Забыл. Из головы вылетело.
Ну да ладно, пусть его. Что там он говорил на прощанье? «… Мой вам совет – поезжайте куда-нибудь в глубинку, отдохните на природе. Вам это пойдет только на пользу».
С чего бы такая забота? И почему два столь разных человека неожиданно заводят речь об одном и том же – как сговорились? Доброжелатели… чтоб им!
Однако, вернемся к Фитиалову. Что знал о нем Олег? Практически ничего. Ходили слухи, что Фитиалов при советской власти стучал для КГБ, но поди проверь. К тому же, это было давно и не исключено, что неправда.
Но тут Олегу пришли на память слова Прусмана, когда они в очередной раз вышли вдвоем в туалет: «Не отвязывай язык при Фитиалове. Он еще та рыба. Миляга… А на самом деле масон. Я это точно знаю, но не спрашивай, откуда. Этой братии верить нельзя…»
Фитиалов – масон. Ну и что? Да хоть «голубой». Посидели по-дружески, выпили, поболтали и разошлись.
До вечера в «Олимпе» полгода с ним не встречался и после как минимум год не буду его видеть. Разве что объявят очередное собрание членов местного отделения Союза художников или кликнут на похороны какого-нибудь престарелого коллеги. В общем, все его подозрения – бред сивой кобылы.
И все же, все же… Заноза где-то под сердцем долго не давала Олегу уснуть. А ночью ему приснился кошмар. Будто он упал с обрыва в трясину, и она начала его засасывать.
Олег извивался ужом, пытаясь дотянуться до кустарника, который рос на возвышенности над топью, но его неудержимо тянуло вниз. И тут он увидел, что на сухом месте стоят иностранец и Фитиалов. Олег закричал «Помогите!», однако они даже не шелохнулись. Тогда он из последних сил рванулся вверх, но тут грязь забурлила, и Олег окунулся в нее с головой.
Художник закричал, захлебываясь тиной, захрипел от удушья… и проснулся. Оказалось, что он умудрился каким-то образом натянуть на голову медвежью шкуру, хотя она должна была лежать под ним, и ее густая шерсть мешала дыханию.
Глава 7
Когда Олег собрался, Беляй всучил ему, кроме харчей для Ожеги, еще и маленький узелок.
– А это кому? – спросил Олег.
– Не догадываешьси?
– Я у вас тут скоро совсем тупым стану. Нет, не догадываюсь.
– Хе-хе… Не злись. В дорогу низзя. Главное, спокойствие. Это для Дедко. Ублажить надо.
Олега так и подмывало послать Беляя куда подальше, но он все-таки сдержался и сказал:
– Надо так надо. Ну, я пошел…
Идол встретил Олега все с тем же деревянным выражением на грубо отесанной физиономии. Художник попытался найти в ней черты лица того человека, который заглядывал в окно избы и который почудился ему в водах озера, но похожими оказались только уши, потому что у оригинала под длинными волосами их не было видно.
Скептически ухмыльнувшись, художник развязал узелок и положил на жертвенный камень еще горячие лепешки (это когда же Беляй успел?). Подумав чуток, он воровато оглянулся и кивнул головой – поклонился. На всякий случай.
Проходя мимо изб, Олег невольно ускорил шаг – почти из каждого окна на него смотрела старушка! До этого художник – как-то так получилось – видел вживую лишь двоих. И вообще деревенька казалась музейным заповедником, только без туристов и обслуживающего персонала.
Чувствуя себя очень неуютно, Олег перешел на быстрый шаг и вскоре начал спускаться в низинку. Как утверждал Беляй, там находится тропа, которая ведет прямо к избе Ожеги.
Чего это бабульки устроили смотрины? – думал Олег. Будто в последний путь провожают… бр-р-р! Чур меня!
За мутными стеклами небольших оконец он не рассмотрел выражение старушечьих лиц, но мог бы побиться об заклад, что они его жалели. Олег словно прочитал их мысли.
Начало тропы он нашел быстро. А как не найти, если возле нее стоял, как гнилой зуб, сильно выветрившийся камень, на котором виднелись петроглифы [18] . Под ними, в самом низу, было что-то написано; вернее, нацарапано, и очень давно, потому что буквы были старославянскими.
18
Петроглифы, писаницы – древние изображения, высеченные на камне; в большинстве своем носили магический характер.