«Океанъ». Сборник морских приключенческих романов, повестей, рассказов. Выпуск 1
Шрифт:
Он налил механику воды в пластмассовый стаканчик.
Механик хлебнул и, выпучив глаза, прохрипел:
— Вы спятили? Это кипяток. Я обжог глотку.
— Кипяток? — удивился старпом. — Откуда у вас кипяток, док?
— Вода холодная. Ему кажется. Симптом отравления.
Старпом похлопал механика по плечу.
— Пейте. Доктор быстро поставит вас на ноги. Нужно попытаться включить вспомогательный двигатель, дать электричество на рефрижераторы и кондиционеры. Без вас нам не справиться.
— А где капитан?
Старпом пожал плечами.
— Понятно.
Механик тяжело опустился на матрац, лег, закрыл глаза.
17
Это был не страх, а скорее ощущение постыдной неуверенности в себе. Каменецкий испытывал его всякий раз, когда у него что-то не получалось или он терял контроль над ситуацией.
Еще курсантом мореходки он знал, что обязательно станет капитаном, и потому, когда его однокурсники отправлялись на танцы, он зубрил морское право и английский.
Капитан должен в совершенстве владеть английским, а лучше еще французским или немецким. Морское право он тоже должен знать и всякие там коммерческие штучки-дрючки.
Он шел точно по курсу. Жизнь лишь иногда отклоняла его от цели, и тогда он ложился в дрейф, как судно, потерявшее ход.
В первый раз заколодило во время учебного плавания на парусной баркентине. Выяснилось, что курсант Каменецкий боится высоты. Это было крайне неприятно, словно он обнаружил в своем совершенном, хорошо тренированном теле какое-то скрытое уродство. Нужно было срочно избавляться от страха и так, чтобы никто ничего не заметил. Он попросил, чтобы на вахту его ставили с четырех до восьми утра, в самое гнусное время. Потому охотников поменяться с ним было сколько угодно.
С той поры в памяти сохранился тревожный свет белых ночей, влажные от росы ванты и ощущение надвигающегося ужаса. По мере того, как, перебирая вялыми ногами, он поднимался по вантам, а палуба уходила вниз, от ощущения бездны под ногами леденел затылок.
Клочья утреннего тумана задевали за верхушки мачт. Несколько секунд он, скорчившись, сидел на марсовой площадке, до крови кусая губы, чтобы побороть дурноту, потом поднимался на фор-брам-рей, ставил ногу на перт… Все, что происходило дальше, скорее напоминало бред: вот он застегивает карабин страховочного пояса, ложится животом на рей и медленно, сантиметр за сантиметром, передвигается к ноку. Ноги плохо слушаются, зубы выбивают дрожь.
У нока реи, над сверкающей бездной, он, по-видимому, на мгновение терял сознание и действовал инстинктивно, ничего не помня и не понимая. И в себя приходил, только почувствовав под ногами палубу.
А к концу плавания, окончательно поборов страх, он, как обезьяна, скакал по вантам, и боцман сердито кричал на него снизу: «Курсант Каменецкий, застегните страховочный пояс!»
Курсантом-первокурсником он понял, что может преодолеть многое, нужно только собраться, сконцентрировать волю.
Каменецкий с усмешкой
Было еще одно немаловажное обстоятельство: Каменецкий плохо переносил запахи. А в помещениях «Орфея» запах нечистот мешался со сладковатым запахом тления и еще чего-то, незнакомого и отталкивающего. Казалось, палубы, переборки, трапы, механизмы были покрыты клейкой слизью. И такая же слизь покрывала теперь и кожу Каменецкого.
То и дело подкатывала тошнота, и он устал не от действий, а скорее от борьбы с самим собой. Он мог сутками не сходить с мостика, всегда был бодр, подтянут, но сейчас…
А доктор, этот коротышка, в отвратительно липком мире «Орфея» чувствовал себя уверенно и легко. И Каменецкий впервые подумал о Кленкине с уважением.
Ситуация складывалась таким образом, что оставаться им на «Орфее» предстоит не час и не два, а в лучшем случае сутки, да и то при соответствующем раскладе: хорошая погода, удачная буксировка. И еще — если зараза не перейдет на них, на спасателей.
18
Они поднялись на верхнюю палубу. «Солза» стояла в полутора кабельтовых. После духоты корабельных помещений у Кленкина слегка закружилась голова. Старпом прислонился к надстройке, глубоко вздохнул, и его вырвало.
— Вот черт, — растерянно пробормотал он, — кажется, у меня началось. Можно так быстро заразиться?
— Ничего у вас нет. Непривычная обстановка, запахи и прочее.
— Не знаю, не знаю. Ах, чтоб тебя… Ракетница у Трыкова.
— Я схожу. Вы посидите, сейчас станет легче.
— Ну и ну. Раскис, как баба.
Старпом закрыл глаза. Но, сделав усилие над собой, полез в карман за сигаретами.
— Закурю, может, легче станет.
— Дайте и мне.
— Вы же не курите.
— Иногда балуюсь.
Кленкин зажег сигарету, затянулся. В глубине траулера что-то ухало. Механик с Трыковым пытались запустить движок.
Ватервейс был забит окурками и рыбьей чешуей. Кленкин, не докурив сигарету, швырнул ее за борт.
— Что же все-таки произошло? — спросил старпом.
— Я думаю, отравление рыбой. Сигуатера. Стопроцентной уверенности у меня нет, но судите сами: весь экипаж, кроме стюарда, ел рыбу, капитан не в счет — он алкоголик. А алкоголики мало едят. Остатки рыбы обнаружены на камбузе, в промывных водах. Заболели почти все одновременно, симптомы схожие: расстройство кишечника, рвота, зуд, нарушение зрения, параличи… Но одно меня смущает.
— Что?
— Чувство неукротимого страха, галлюцинации. Причем все видели почти одно и то же, с незначительными вариациями: огненный столб, луч, падающий с неба, пламя, растекающееся по горизонту. И все это порождало ужас, желание бежать, покинуть корабль. Галлюцинации у разных людей редко совпадают.