Океан. Выпуск двенадцатый
Шрифт:
— Пусть захлебнется, гад, — закончил он.
— А вода не хлынет в машину? — спросил Шестинский.
— Я думаю, у него кишка тонка. Подступит вода к брюху — сам выскочит! — сказал Малов.
— Петр Петрович, — перебил их Кузьмич, — шланги с палубы подали, я насосы включаю! — И добавил, уже обращаясь к Шестинскому: — Вот из-за этого гада повара расхлебываемся. Я же говорил, может, он рецидивист какой! А что с котлами — так это он слаб до марки пар нагнать, там подрывные сработают. Это ему не камбуз, тут мозгой надо шевелить!
В действиях людей «Диомеда» не было растерянности, они были
— Постойте! — вдруг хватился Кузьмич. — А если он действительно пары поднял? Дадим воду — взорвет котлы!
— От вас дождешься когда-нибудь определенного решения? — не выдержал Малов.
Оттого что в машине горели только лампочки аварийного освещения, было тускло. Кузьмич, побежавший наверх, споткнулся о трубопровод, с грохотом лязгнула пайола. Сверху спустились Вагиф и старпом. Они начали открывать аварийный лаз, ведущий в котельную; оказалось, что Ефимчук прикрыл его неплотно, — задвижка поддавалась. Теперь надо было как-то отвлечь повара и проникнуть через лаз. Шестинский согласился — так будет проще. Моторист схватил запасной поршень и стал бить в переборку котельной.
— Этого он не поймет, — сказал Кузьмич. — Стучи хоть до посинения.
— Дайте я поговорю с ним! — сказал Шестинский.
После недолгого молчания в трубке послышалось:
— Да, что еще надо? Идете к берегу?
— Слушай внимательно, Ефимчук, говорит начальник экспедиции. Сейчас мы затопим котельную, всякое упрямство бесполезно, котлы не поднимут пары выше марки, здесь двадцать опытных моряков, отщепенец один ты. Не знающий судна. Добровольная сдача — вот единственный выход для тебя. Как понял?
В трубке что-то сипело, стучало.
Шестинский на мгновение оторвался от телефона и увидел, что ни Малова, ни Вагифа в машине не было. Только пыхтел рядом Кузьмич.
— Где все? — спросил Шестинский.
— Там. — Кузьмич показал рукой на подволок. — Через аварийный полезли!
Шестинский передал трубку Кузьмичу, сказал, чтобы был внимателен, чтобы моториста не отпускал, не исключено, что когда Ефимчук заметит ребят, то откроет котельную и попытается удрать через машину, и побежал наверх, через коридоры на ют, к аварийному входу. Матросы толпились около лаза, заглядывали внутрь, он растолкал их и ввинтил полнеющее тело в узкий темный овал. Придерживаясь за скоб-трап, он не спустился, а съехал вниз, ободрав ладони. Клинкетная дверь в котельную была открыта, он пролез внутрь, выпрямился и увидел мечущихся людей за паровым котлом, замахнувшегося на кого-то Малова, его злые глаза:
— Ах ты вонючий гад! Я убью тебя, убью…
Когда Ефимчука вытащили наверх, Шестинский придвинулся к Малову почти вплотную, сказал с тихой злостью:
— Я отстраняю вас от руководства судном, дела сдадите старпому, письменное подтверждение берега получите завтра. И учтите: если не спасем Сухова, будут приняты другие меры!
VIII
Туман развеялся, последние его клубы поднялись высоко в небо и там, в зените, расползлись, согреваемые солнцем. Поверхность моря заголубела, заиграла в светящихся бликах. Плавбаза «Крым», медленно раздвигая форштевнем зеркальную гладь, приближалась к заданным координатам. С выступа носовой надстройки Людмила Сергеевна видела, как плавно расходятся волны и гаснут вдали, сливаясь друг с другом. Теперь, когда туман спал, она вновь воспрянула надеждой на спасение Сухова.
— Стоп, машина! — крикнул наверху капитан.
База прошла чуть вправо по инерции и замерла в примерном квадрате, где пропал Сухов.
— Ботя! — крикнул капитан: он всегда называл так боцмана. — Ботя, готовь шлюпки!
На широкой палубе базы забегали матросы в оранжевых нагрудниках, заскрипели шлюпбалки, боцман влез в шлюпку. Спустили штормтрап, у которого уже собрались матросы.
— Все катера готовь, ну что за народ! Ботя, все, а не только третий номер! — крикнул капитан в мегафон.
Людмила Сергеевна оторвала взгляд от суеты у шлюпок и снова с надеждой начала всматриваться в даль. Там, слева по носу базы, у самого горизонта, низко над водой она разглядела чаек: черные точки кружились на одном месте.
— Посмотри, Аверьянович, — крикнул наверху радист, — видишь вдали…
Из рубки тоже заметили чаек.
— Просто так птицы не будут кружить. Дай-ка бинокль посильней, — сказал капитан.
Людмила Сергеевна почувствовала, как все дрожит, напрягается внутри: а вдруг… Она даже боялась подумать, чтобы не спугнуть догадку. Просто стоять и ждать она больше не могла. На мостике она буквально вырвала бинокль из рук вахтенного. Линзы приблизили чаек, но не больше.
— Ботя, — крикнул капитан, — а ну затормози! Я тоже пойду!
Катер замер, едва касаясь воды. Капитан натянул на голову матерчатую кепку с пластмассовым козырьком и стал похож на велосипедиста. С необычной резвостью он сбежал вниз, Людмила Сергеевна едва поспевала за ним. Так они бежали вдоль борта, пока капитан не остановился у штормтрапа и она не наткнулась на него.
— Возьмите меня, Аверьянович, возьмите, ради бога, — попросила она.
Капитан кивнул и полез к воде, туда, где колыхался новенький дюралевый катер, и уже снизу крикнул:
— Врача зовите! Где он пропал?
Вторя ему, закричал боцман:
— Доктор, в шлюпку!
Людмила Сергеевна закрыла глаза и перешагнула через планшир. Ее поддержали, и она уже смелее нашарила ногой перекладину. Внизу ее подхватили, усадили на банку. Затарахтел мотор. Прыгнул сверху длинный неуклюжий доктор. Катер рванулся, взял с места скорость, взвил веер брызг.
— Вижу! — закричал капитан. — Вижу!
Теперь уже и без бинокля все увидели черную точку впереди.
— Ну что же он, не видит нас, что ли? — крикнул боцман. Теперь уже отчетливо была видна облепленная чешуей безжизненная голова, которая непонятно каким чудом держалась на поверхности океана.