Океан. Выпуск двенадцатый
Шрифт:
В салоне крутнул диск телефона, пригласил первого помощника Кожемякина, затем парторга Федуна и комсорга Билкуна. Когда все собрались, капитан предложил свою идею насчет строительства городка.
— Так и мы думали, — обрадовался Кожемякин. — Завтра соберем людей и определимся, что и как будем делать.
Тут же командиры начали высказывать свои предположения. Как это будет здорово!
Оживленные, все во главе с капитаном пошли пить чай.
А день вместе с солнцем завершал свой бег. Ночь наступила внезапно, как бывает здесь, на юге.
Вышли из жарких кают штурманы и матросы, выбрались на прохладу механики и машинисты. Им не хотелось из духоты машинного отделения вновь окунаться в духоту каюты. А здесь хоть тело остынет, да и моряцкие байки можно послушать. На ночь полезно посмеяться, если немного, конечно.
Далеко за полночь, когда многие ушли спать, где-то на юге вдруг загрохотало, и небо там озарилось тусклым светом.
— Зарницы, как летом!.. — заметил Андрей Полищук — новый второй помощник. Все промолчали, только смотрели и смотрели вдаль на почти слившиеся сполохи и непрерывный гул.
— Нет, это не зарницы! — высказался уверенно боцман.
И каждый подумал про себя: «Началось!»
Расходились моряки в смутной тревоге: что будет? Наедине с собой им становилось еще тоскливее. Лежали на койках и сквозь сковывающую усталость и дрему прислушивались к далекому гулу, который то затихал, то усиливался. Некоторые, в том числе и капитан, поднявшись, и вовсе не могли заснуть. Ответственность за людей и судно беспокоили Гордиенко. В том, что израильтяне развязали войну против соседей, он не сомневался.
«Как мне быть, какие отдавать распоряжения? — обдумывал капитан. — Если б стояли в порту, было б как-то понятнее, а здесь открытый рейд. А ну как попадешь меж двух огней!»
Поднимать экипаж (вряд ли кто спал) капитан все же не решился. Собрать людей — значит, им надо что-то сказать, пояснить, поставить какие-то задачи…
Гордиенко, одевшись, расхаживал по салону. Он даже не поднялся на мостик, чтоб кто-нибудь не видел его озабоченности. Несколько шагов к иллюминатору, выходящему на восток, несколько шагов к тому, что глядел на юг. Туда и обратно, туда и обратно. И чего только не передумал в эти часы капитан!
И вот на востоке в черноту ночи вдруг врезалась розовая полоса. Она разгоралась все ярче и, выхватив из мрака горизонт, подожгла его темно-малиновым огнем. Поднимаясь, огонь светлел, приобретая свой естественный цвет, а еще выше он мирно засветился нежно-зеленым, потом голубым. Из этого света рождалась молодая лазурь неба.
«Был бы я художником, непременно нарисовал бы рождение дня!» — подумал капитан.
На горизонте возник силуэт судна, которое также спешило к этому порту. Чайки несли на крыльях первые лучи солнца. И капитану стало легче. «Днем, возможно, прояснится и наше положение».
И в самом деле все выяснилось.
— Ну и влипли! — прокомментировал это распоряжение боцман. — Значит, ни в порт, ни до дому — ни-ни!..
— Выходит, так, — почесал затылок четвертый механик Алексей Дубинский.
Моряки за обедом живо обсуждали создавшееся положение.
В небе появились «фантомы» и «миражи». Белоснежные, ощетинившиеся пушками и ракетными подвесками, они напоминали хищных птиц, рыщущих в поисках добычи. Несколько раз самолеты пролетали над «Кременчугом». Капитан распорядился, чтоб экипаж не выходил на открытые палубы: не ровен час еще обстреляют. Но матросы не устояли перед соблазном посмотреть на печально известных пиратов воздуха, о которых знали понаслышке из сводок о войне во Вьетнаме. Впрочем, на судне было несколько моряков, которые ходили в Хайфон и подвергались налетам таких же стервятников.
В молчании глядели моряки вслед самолетам, с визгом, на малой высоте уходящим в сторону суши, чтобы сеять смерть и разруху. Боцман и старпом стояли рядом.
— Слушай, Володя, почему они красят их в белый цвет?
— Цвет погребального савана, цвет смерти… Чтоб на психику давить… Да и маскировка, наверное, от ПВО.
— А мне кажется, они мараться не хотят…
— Как это?
— Ну, понимаешь… Там, внизу, кровь, грязь, гарь… А мы, мол, белые люди, сели, чистенькие, в самолет, полетели, нажали кнопку и вернулись чистенькие… Брезгуют вроде как.
— Может, ты и прав, Никитич, мараться они не любят.
К полудню в городе полыхало зарево пожаров. Недалеко слышалась стрельба из пулеметов и автоматов. Работы на палубе советского турбохода прекратились. Намечавшееся собрание решили пока не проводить. Однако первый помощник капитана после обеда созвал моряков на политинформацию и рассказал о том, как разворачиваются здесь военные действия. День прошел в тревоге.
На другой день в порт прибыл представитель Морского Флота СССР в этой стране Дружников. За капитаном пришел рейдовый катер. Совещание проходило на одесском теплоходе «Сангар», ошвартованном у причала. Туда же прибыли и капитаны трех других советских судов — «Печоры», «Красноводска» и «Ростовского комсомольца».
Гордиенко вернулся через два часа. Коба пытался угадать что-либо на спокойном лице мастера, но ему это не удалось. Капитан отдал приказ установить постоянную связь по УКВ «Корабль» со всеми нашими судами и привести в готовность машину.
— Уходим? — неуверенно спросил Полищук.
— Нет, — коротко ответил капитан, и других вопросов не последовало.
Кроме советских, на рейде коротали дни и ночи суда под греческим и ливанским флагами. Несколько иностранцев стояли в порту. Когда начались военные действия, разгрузка приостановилась.