Океан. Выпуск пятый
Шрифт:
— Что же вы, товарищи? Он занят. У него представители главка! Что же вы делаете?
Начальник управления был окружен с трех сторон. Двое подвижных, похожих друг на друга как близнецы представителей института требовали провести испытания рыбонасосной установки. Проверяющий из главка, который чувствовал себя в кабинете почти хозяином, сидел, закинув ногу на ногу так, что его красный носок оказался на уровне кромки стола. Командированный из Севастополя беспрерывно вытаскивал из портфеля бумаги. И бумаги эти ложились на стол как ленты, доставаемые фокусником из пустого цилиндра. Теперь и плановик, оттеснив командированного, приник к самому уху начальника.
Москалев встал у окна, выжидая промежуток, заминку, чтобы его заметили, чтобы можно было начать разговор.
Начальник
— Мы вам можем дать шестерни, вы нам — блоки, вот доверенность, вот письмо с гарантией оплаты, вот заказные ведомости, — скороговоркой говорил командированный.
— Вы не представляете, что это вам даст, вы даже подумать не можете об этом, это не чета норвежским насосам, норвежские — да они фарш вместо рыбы будут гнать, — говорил один из близнецов.
— Деньги на ветер, вот что, — сказал проверяющий из главка.
И тут начальник поднял узкое лицо от стола, пригладил короткие седые волосы и заметил Москалева.
— Кстати, очень кстати, — сказал он. — Вот капитан скажет, нужен вам рыбонасос?
— Без сомнения, — сказал Москалев и тут же, чтобы не пропустить момент, пока на него обратили внимание, подошел вплотную к столу, — «Антей» без капитана.
— Знаю, знаю, — сказал начальник. — Туда сегодня утром вернулся прежний капитан, но почему-то он настаивает, что пойдет старпомом. Он, между прочим, ученик Ивана Емельяновича. Начальника главка.
— Я Ивана Емельяновича знал, когда он еще старпомом на «Полесске» ходил.
— Ну-ну, — пробурчал начальник.
— А в рейс я готов хоть сейчас, — сказал Москалев.
— И это я знаю, тут за вас ходатаев больше, чем нужно, даже Власенко звонил, — сказал начальник, — решим все, только не сразу.
— Так ведь «Антей» на отходе.
— Вот туда установку, на «Антей», — обрадовался один из близнецов.
— Знаем мы ваши установки! — сказал представитель главка.
И в это время в кабинет вошли сразу один за другим человек двадцать, заполнили все, заняли стулья, диван, окружили стол, заговорили все разом — начиналось очередное совещание.
В коридоре вдоль стены стоял ряд сбитых между собой кресел, как в кинозале. Москалев сел, закурил. Шумно переговаривались проходящие мимо люди, бегали девушки с кипами бумаг и нарядов, проходили в мокрых плащах и беретах незнакомые люди. Видимо, дождь на улице, который с утра только накрапывал, хлынул на совесть. Около стенда новаторов производства главный бухгалтер, зажатый в угол снабженцами, подписывал накладные, секретарша металась в поисках диспетчера. Все гудело, шаркало, куда-то передвигалось, текло и рассеивалось по кабинетам. Москалев не замечал ничего, прикрыл глаза и втягивал дым. Капитана на «Антей» так вот сразу не найти. Наверное, сейчас Дарвин мечется по городу, объезжая отпускников. Но кого он найдет? Кому хочется сейчас сидеть в дождливом городе, если на юге еще можно греться у моря? Москалев перебрал в памяти всех свободных капитанов, и оказалось, что, во-первых, их не так много, а во-вторых, никого из них он не встречал в городе в последние дни. Значит, просто нет выбора, так почему же начальник сразу не сказал «да»? Может, он не знает положения или думает, что в резерве полно капитанов? Но пусть убедится сам, что в резерве пусто. Жалко времени, за эти часы можно было бы принять судно, самому оформить паспорт, связаться с портовыми властями, отыграть тревоги. Хорошо, если новый старпом на борту, если он разворачивается и делает свое дело. А потом обязательно надо посмотреть состав команды. Вчера в кадрах Москалев встретил Матвея Ивановича, старого своего матроса. Таких, как он, чтобы плавали подряд двадцать лет, днем с огнем не сыщешь, сейчас матрос идет на два-три рейса, за эти рейсы его можно, конечно, обучить, но самое обидное, что он уходит тогда, когда как раз становится настоящим матросом. А Матвей Иванович знал на судне все специальности, он так же легко заплетал тросы, как и стоял на руле, мог всегда заменить боцмана и был столяром высокого класса. Он как раз вышел из отпуска и наверняка еще не получил назначения.
Москалев
— Антон Петрович!
Он даже, может быть, не крикнул, а просто сказал, но вышло это при его басе так, что все обернулись, расступились, образовав проход для них. И Антон Петрович сказал:
— Рад видеть вас, Матвей Иванович. С приходом или отходом, с чем поздравить?
— Пока ни с чем, сегодня из отпуска.
— И куда?
— Мне все одно, я уже на всех наших судах отмолотил, конечно, к вам бы… — Тут Матвей Иванович закашлялся, понял, что сказал что-то не то, и спросил: — А ведь вы теперь напрочно на службе?
— На якоре, — сказал Москалев. — Заходи ко мне домой. Помнишь где?
Очень жаль, подумал Москалев, что тогда не договорились твердо, попробуй сейчас заверни Матвея Ивановича на «Антей», если ему дали назначение на другой пароход. И хорошо бы уговорить второго механика Старкова не брать отпуск, всегда себя чувствуешь твердо, когда уверен в механиках, капитану и без двигунов полно хлопот, а в машине все должно работать четко, чтобы даже не думать, что там у тебя стучит и пыхтит, какие поршни ходят, в каких подшипниках валы крутятся. И Москалеву вспомнилось, как на «Кашалоте», когда ходили к Фарерам, задрало и подплавило подшипники и как Старков, весь почерневший, ночами сидел в машине и растачивал вкладыши. И когда Москалев спросил, что, может быть, стоит подойти к базе, попросить ремонтников, то Старков обиделся и сказал: «Не надо, капитан, в машину спускаться. Утром будет полный ход, и точка».
И нужен настоящий старпом, неизвестно, что представляет из себя ученик Ивана Емельяновича. Надо посмотреть в работе, на швартовках, на выходе на косяк, и если понадобится, то учить незаметно, без излишней опеки. А в общем-то, он, видимо, парень стоящий, если его нисколько не подпортило преждевременное капитанство.
Порт не знал перерывов в работе, и ночи его были заполнены отходами и перешвартовками, пожалуй, даже плотнее, чем дни. Много раз говорили о том, что все надо организовывать в светлое время суток, но так уж складывалось, что отходы затягивались допоздна, и наибольшее их число выпадало на промежуток с двадцати трех до нуля. В это время, когда начальники, успокоенные диспетчерами и наблюдающими, дремали у телевизоров или пили чай перед сном, в порту кипела работа. Полусонные представители пожарников, регистра, портнадзора, утомленные суетой дня, ставили последние подписи. Пограничники в зеленых фуражках, позевывая, спускались по трапам, и на смену им поднимались лоцманы в кожаных пальто. Буксиры, простоявшие весь день в напрасном ожидании у борта, сипло ревели, матросы скидывали в воду швартовы и поднимались на борт.
Москалев добрался в порт вечером на попутке. Молчаливый грузный человек за рулем вел машину с предельной скоростью, женщина дремала у него на плече, волосы женщины заполняли всю спинку сиденья. Из двух или трех фраз, которые они сказали, Москалев узнал, что человек спешил на отходящее судно и что назад машину должна вести женщина, у которой нет шоферских прав.
Он поблагодарил и отошел от машины сразу, чтобы не мешать прощанию. Если бы Рита знала, она тоже примчалась бы в порт, но зачем волновать ее заранее, когда все не ясно. Она, конечно, привыкла к внезапным отходам, но теперь это будет тяжелее.
Москалев прошел к проходной мимо большого бронзового якоря. Металл, блестящий от воды, был освещен прожектором, в луче которого дробились и просеивались нити дождя. Огромное тело якоря тянулось вверх и, казалось, невидимой цепью было подвешено к высокобортному небесному лайнеру. За проходной начиналось асфальтированное шоссе с журчащими потоками дождевых ручьев по краям. Шоссе, окруженное цехами завода, холодильниками, пакгаузами, уходило влево к заливу, и там, в дожде, по мерцающим разноцветным огням угадывались причалы. Среди этих огней двигались два: красный и белый. «Вдруг это «Антей»?» — испугался Москалев и остановился.