Океан. Выпуск второй
Шрифт:
— А бывают крупные?
— Самые крупные — зеленые. Достигают они в длину трех метров. Обитают мурены на дне в прибрежной зоне, в ложбинах, заваленных камнями, в расщелинах, подводных пещерах, очень любят коралловые рифы, как правило, охраняют затонувшие корабли…
— А чем они питаются?
— Ракообразными, моллюсками и рыбами, конечно. Особенно прожорливы по ночам. Да ты побывай в библиотеке Академии наук. Там много интересного найдешь о жизни моря, — посоветовал мне Армандо в конце той беседы.
В Институте океанографии я действительно узнал все, что было известно в литературе о муренах. И что зеленая — самая хищная и опасная из мурен Кубы, и что она вовсе не зеленая, а бурая и выглядит изумрудной лишь от налета плотного слоя бактерий, сплошь покрывающих ее тело, и что
Очень скоро я убедился — правда, то были не древнеримские, а современные кубинские мурены, — что эти рыбы не питаются падалью. Я подсовывал им в норы куски разложившегося мяса, и подобранной на шоссе дохлой птицы, и свежей говядины, и свиные отбивные, и куски час назад уснувшей на берегу рыбы, и разбитого стрелой и уже неживого лангуста, и подобранного на берегу без признаков жизни краба. Вокруг любой приманки, за исключением птицы, сразу собиралась разноперая мелюзга, расхватывая пищу по крохам, а мурены даже носом не вели.
Однако надо было посмотреть, как они оживлялись, когда я подпускал к ним привязанных за бечевку живых крабов, подбрасывал устриц, предварительно раскрыв их створки, или подводил садок с мальками. Крабы тут же с хрустом проглатывались, устрицы «выпивались» иногда вместе с половиной раковинки, садок разрывался, и мурена с завидным проворством хватала выплывавших в разрывы сетки рыбешек.
Однажды мне довелось быть свидетелем стычки мурены с лангустом.
Некоторые ученые и охотники считают лангуста неодолимым врагом мурены. Дело происходило на небольшой глубине, и я спускался к гроту раза три. За четыре минуты наблюдения я видел, как разъяренная мурена кидалась на своего врага, щерясь и негодуя, щелкала своей страшной пастью и только разве что не шипела. Лангуст, однако, уверенно держал мурену на дальней дистанции, «щекоча» ее своими длинными усами-антеннами. Я всегда восхищался пластичностью движений мурены — ни одна танцовщица мира не могла бы повторить их. И в тот раз убедился, что мурена и в гневе чрезвычайно грациозна. Просто поразительно, что у такой на вид отвратительной твари было столько изящества в телодвижениях.
Когда я опустился к гроту еще раз, мурены уже не было видно, но лангуст с победоносным видом — мне показалось, что он раздулся, — бросился на меня, угрожающе шевеля усами. Однако не тут-то было!
Положив ружье на дно, я неторопливо, чтобы не испугать, протянул руки, поймал один и тут же другой ус и свел их вместе. Лангуст, мгновение назад устрашавший меня выпученными глазами-рожками, острыми шипами, торчащими на лбу, и пятью парами исправно шевелившихся ног, теперь замер, словно загипнотизированный. Я осторожно потянул лангуста на себя, и он послушно последовал за мной из грота. Ухватись я за один из усов, лангуст сейчас же оставил бы, как это делает с хвостом ящерица, кончик уса в моей руке и быстро удалился в места, охотнику недоступные. А так он сказался среди других трофеев.
Вскоре после первых выходов в море появление мурен рядом во время охоты перестало меня тревожить. Бывало, что и неожиданная встреча с муреной в темном гроте заканчивалась мирно. Мурена, очевидно чувствуя, что я не собираюсь ее обижать, уползала своей дорогой. Но по-прежнему всякий раз при встрече с этой хищной рыбой в сознании возникал все тот же вопрос: неужели мурены Древнего Рима настолько отличались от современных, что их лакомым блюдом было человеческое мясо?
Не знаю, скорее всего, мне так и не удалось бы в этом разобраться до конца, не встреться мне книга французского ученого Пьера де Латиля «Подводный натуралист».
Латиль, скрупулезно изучив все имеющиеся литературные источники и проведя тщательные наблюдения за муренами, пришел к единственно возможному выводу: мурены никогда не питались человеческим мясом и в наше время не могут поедать его просто в силу строения своей пасти.
Далее Латиль обнаружил, что
Французский ученый установил и виновников, которые положили начало зарождению столь страшной легенды о муренах. То были философ Сенека [22] и римский натуралист Плиний Старший [23] . Один, описывая, возможно со слов своего отца, пышный обед, даваемый однажды патрицием Ведиусом Поллионом, рассказал, как амфитрион приказал в присутствии гостей казнить своего раба за то, что тот случайно разбил хрустальную вазу. Казнь заключалась в том, что раба должны были бросить в бассейн, где разводились «мураэнае», то есть угри и миноги. На обеде присутствовал император Август [24] . Раб бросился ему в ноги, прося иной смерти, но только не в бассейне. Император, потрясенный жестокостью патриция, помиловал раба. Натуралист же Плиний «списал» этот случай у Сенеки в свою 37-томную «Естественную историю», при этом опустив важную деталь о том, что приказ патриция не был приведен в исполнение.
22
Сенека Луций Анней(р. между 6 и 3 гг. до н. э. — ум. 65 г. н. э.) — римский философ, политический деятель, писатель.
23
Плиний Старший, Гай Секунд (23—76) — видный римский ученый, писатель и государственный деятель.
24
Август Цезарь Октавий(63 г. до н. э. — 14 г. н. э.) — римский император с 27 года до н. э.
Восстанавливая истину, Латиль не пожалел юмористических высказываний в адрес своих коллег, которые списывали друг у друга басню о муренах и придавали ей тем самым все большую достоверность.
Так иной раз в жизни случается, что правда с трудом становится на ноги, в то время как ложь и выдумка с легкостью обретают крылья.
Нынче, например, из книги в книгу принялось путешествовать утверждение, что у мурен такие страшные и длинные зубы, что эти рыбы никогда в своей жизни не закрывают рта. Удивительно, за что же бедняжек мурен, тем более если они не ели рабов, так наказала природа, в которой, как известно, все правильно и гармонично. Мурена просто часто открывает рот, чтобы через него пропускать в жаберные отверстия свежую воду и таким образом дышать.
Итак, мурена опасна только в обороне. Убедившись в этом на практике, я очень скоро привык к их присутствию рядом и не обращал на них особенного внимания. Однако постоянно помнил о силе их челюстей. Об этом весьма красноречиво напоминала мне левая рука Оскара, еще одного моего товарища по охоте, у которого первые фаланги безымянного пальца и мизинца однажды остались в пасти мурены.
Все же если кому-либо и придется стрелять в мурену, то выстрел следует производить предельно точно в голову, где расположен мозг, или в открытую пасть так, чтобы стрела пронзила нижнюю челюсть сверху вниз. Это удержит мурену на стреле и лишит ее возможности сомкнуть пасть, а значит — нанести вам ранение.
3. «МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ»
Тайна непременно порождает поэта, а «терра инкогнита» — искателя приключений, готового пожертвовать жизнью во имя ее открытия.
Мое знакомство с «морским дьяволом» состоялось давно. В Акапулько на побережье Тихого океана, должно быть добрых двадцать лет назад, я обучался технике прыжков с трамплина на водных лыжах.
Отрываясь от скользкой поверхности трамплина, я выносил тело, как это обычно делают горнолыжники, слегка вперед, и мне никак не удавалось «приводниться» — я непременно уходил под воду.