Океан
Шрифт:
Спустя четыре часа, когда трюм баркаса еще на две четверти был заполнен водой, а они уже готовы были свалиться от усталости, Абелай Пердомо выпрямился, глубоко вздохнул и, осмотревшись вокруг, словно искал кого-то, громко произнес:
— Помоги, старина! Не делай вид, будто тебя это не касается. Я знаю, что ты всю ночь отгонял чудовище от баркаса. Ты же всегда был крепким малым, только ты, охотясь на тунцов, мог без сна провести целых три ночи подряд.
Себастьян, присевший ненадолго отдохнуть, вытер рукавом кативший со лба ручьями пот и
— Ты и впрямь веришь, что дед следует за нами?
— Твой дед, зная, через что нам предстоит пройти, не мог нас просто так бросить! Он остался на земле, — твердо ответил Абелай. — И если твоя сестра говорит, что он здесь, значит, он здесь. В этом мире есть много вещей, мне неведомых, но одно я знаю совершенно точно — эта малышка никогда не ошибается. Где бы мы теперь были без нее?
Себастьян хотел было ответить, что тогда они бы и по сей день спокойно рыбачили в проливе Бокайна, однако сдержался, отчасти потому, что слова эти ему самому показались жестокими и несправедливыми, а отчасти потому, что в этот момент к ним подошла Айза.
— Хотите воды? — спросила она. — Мама ее делает. Идите, посмотрите.
Действительно Аурелия была занята работой. Она перегоняла морскую воду при помощи дистиллятора, сделанного из отрезка медной трубки и чайника, похожего на тот, что Асдрубаль взял с собой в Ад Тимафайа.
— Я тут подумала, что просто так выбрасывать мебель глупо, — сказала она поучительно. — Мы ее сожжем и добудем еще немного воды.
Вот уже больше недели, как они испытывали нехватку пресной воды, ибо, вопреки словам Себастьяна, дожди так и не пошли, и теперь жажда стала еще одним их спутником, наравне со страхом и усталостью.
Склонившись над очагом, они смотрели, как капля за каплей пресная вода медленно льется в бутылку, поставленную Аурелией в конце куба. Набралось уже чуть больше половины.
— Сколько тебе потребовалось дерева? — спросил Абелай.
— Ножки от комода из нашей спальни. Если повезет, то наша лучшая мебель превратится литра в три воды.
Абелай, желая утешить жену, нежно погладил ее по щеке.
— Думаю, ни одна другая мебель о таком и мечтать не может, — сказал он. — Когда ты ее сожжешь, то мы возьмем рулевой портик, перегородки между каютами, снимем борта и даже мачты… Пока в море плавают дорадо, а у нас есть дерево, которое можно бросить в огонь, мы будем живы.
— Да, будем живы, если продержимся на плаву, — заметил Асдрубаль.
— Продержимся, сынок, — заверил его Абелай. — Продержимся на плаву, если даже надорвемся, откачивая воду.
С того самого момента, как в лицо его дохнул ветер, Абелай Пердомо воспрянул духом, снова став самим собой — отважным моряком, всегда достигающим своей цели.
— Мы прошли почти три тысячи миль, — продолжил он. — А насколько я помню, никто в Лансароте не верил, что нам удастся пройти и половину этого пути. Многие из тех, кто проходил этой дорогой раньше нас, терпели неудачу, мы же сейчас ближе к концу, чем к началу. Мы дойдем!
Его
~~~
Дамиан Сентено не испытал ни малейшего желания тащиться в Каракас. Ведущая туда извилистая дорога, проходящая мимо гряды холодных, суровых гор, бежала вдоль пропасти и занимала не меньше трех часов. Сентено уже давно бросил считать повороты и теперь молча страдал от качки.
То, что больше всего его интересовало, находилось не в Каракасе, а в жарком, шумном и грязном порту Ла-Гуаира, где в один из душных полдней наконец-то причалил «Монтсеррат» после, казалось бы, бесконечного перехода через океан.
Сентено подыскал приличный отель, находящийся всего в трех улицах от порта, и остаток дня провел в номере, утирая пот и пытаясь привыкнуть к удушающей влажности тропиков. Из-за жары и ни на секунду не смолкающего даже по ночам уличного шума он почти совсем не спал, однако на следующее утро все равно поднялся спозаранку и отправился в портовое управление.
Первое, что он сделал, так это положил две банкноты по двадцать боливаров перед служащим, который при появлении посетителя нехотя оторвался от чтения газеты.
— Я хочу кое-что узнать об одном судне.
Служащий как ни в чем не бывало сунул деньги в карман рубахи, после чего выказал намного больше внимания и заинтересованности в посетителе.
— Какого класса судно? — спросил он.
— Небольшой баркас. Рыбачий. «Исла-де-Лобос». На нем идет моя семья.
— Откуда?
— Из Лансароте. Канарские острова. Они эмигранты.
— Когда вышли?
— Двадцать второго августа.
Темнокожий мужчина с заостренным лицом, на котором выделялся огромный, похожий на картофелину нос, присвистнул от удивления:
— Они что, идут на веслах?
— Под парусами.
— Навскидку я не могу вспомнить ни одной лодки с таким названием, — признался он. — Но если вы подождете, я просмотрю списки.
Он скрылся в соседней комнате и вскоре возвратился с толстой папкой бумаг, начав быстро перебирать их, проводя пальцами вдоль указателя страниц.
— «Исла-Бланка»… «Исла-де-Сал»… «Исла-де-Борнео»… — закончил он читать и покрутил головой. — Нет. Я вам сочувствую, но здесь не значится никакого «Исла-де-Лобос». Вы уверены, что он идет в Ла-Гуаира?
— Так мне сказали.
— Возможно, они передумали. Или, может, ветрами их отнесло к другому порту. Как бы там ни было, у нас оно не зарегистрировано.
— Вас не затруднит сообщить мне, если оно все-таки прибудет или вы узнаете, что оно зашло в другой порт?
— Это зависит… — многозначительно протянул служащий.