Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
Шрифт:
– Точно такой же, как и эта шхуна. Он был на севере единственным ее капитаном. Мудрый, талантливый человек, хотя и с большими причудами. В старое время даже марсофлоты боялись его, как огня!
– Он жив сейчас?
– Вот чего не скажу, так уж не скажу. Не знаю.
– А как его звали?
– Не помню. Простая русская фамилия.
– Генрих Богданович, дорогой, все это мне кажется такой сказкой, что я не хочу в это верить. Я уверена: капитан найдется. От вас же требуется одно: посодействуйте, пожалуйста, в перебуксировке шхуны к причалам Мурманска.
– Это я вам обещаю, Ирина
Домой она возвращалась вечером. Дул теплый ветер. Недавно выпавший снег таял. Пахло гниющими водорослями. С другого берега залива доносился стук пневматических молотков – это на «Аскольде» клепали днище.
Ирина Павловна всмотрелась во мглу, где обрисовывались скрытые в тени берега очертания корабля, и ей показалось, что среди многих фигур, стоявших на палубе, она узнала коренастую фигуру Прохора.
Женщина глубоко вдохнула холодный воздух. «Все-таки я счастливая», – вдруг подумала она о себе и совсем неожиданно рассмеялась. А почему бы и нет? Ее семья словно течет в едином русле: одни заботы, одни досады, каждый понимает все с полуслова, а море шумит и шумит под окнами их дружного дома. Пусть оно шумит и под окнами внуков и под окнами правнуков!
И этому большому счастью она обязана не столько себе, сколько ему – Прохору: вон там он стоит на палубе! Ирина часто пыталась представить себе, как бы сложилась ее жизнь, если бы она его не встретила… И получалось всегда так скучно, так пресно и плохо. Только с ним, только с этим городом, только с этим морем – она будет счастлива. Вот уж не думала она в своей молодости, что ее слабая женская жизнь так густо замешается на этих крепких дрожжах!..
Сына, несмотря на поздний час, дома не было. Ирина Павловна прошла в его комнату. Ящики шкафа были выдвинуты, повсюду валялось белье, разбросанное в какой-то непонятной спешке, а на столе лежал самодельный конверт, и на нем рукой Сережки было крупно написано:
Ирина Павловна развернула письмо сразу похолодевшими пальцами:
«Дорогая моя мама! Прости, что ухожу, не попрощавшись. Паспорт получил. Взял крепкие штаны из чертовой кожи и свитер. Так что мне будет тепло. Вернусь не знаю когда, скоро меня не жди и не сердись. Вернусь – все объясню. Не волнуйся только.
Ирина Павловна, не веря своим глазам, прочитала эту записку несколько раз и, точно желая убедить себя в чем-то, сказала:
– Ведь он совсем еще мальчик… совсем мальчик…
Так закончился для нее этот день.
День еще только начинался.
Засунув руки в карманы штанов, запачканных пятнами масел и красок, Сережка, насвистывая, широко шагал по улице. Все было продумано давно – значит, бояться нечего. Он только ждал удобного случая. Этот случай представился: паспорт лежит в кармане, а без него, к сожалению, не дают ходу человеку в этом мире…
– Здорово, капитан! – кричали, увидев его, мальчишки.
– На все четыре ветра, – отвечал Сережка.
– Куда потралил?
– Не ваше дело, салаги…
А вот и порт: он встречает его, как всегда, сиренами кораблей, грохотом лебедок, выкриками грузчиков.
Рот сам по себе открывался от наслаждения. Сережка долго бродил в толпе матросов, мимоходом подставляя свое плечо для подмоги любому грузчику.
Наконец остановился возле двух матросов. Один матрос сказал другому:
– Что? На приколе сидишь, скоро зад обрастет ракушей?
– Да, не везет – всю кормушку нам разворотило, – ответил второй. – А твой «Жуковский» никак уходит?
– Да, нас уже скоро на рейд буксиры потащат. Вечером «яшку» поднимем, и – плевал я на все!
– А куда идете, знаешь?
– В море выйдем – там скажут…
Дальше Сережка уже не слушал. Он проскочил в конец причальной линии, где высился покатым бортом транспорт «Жуковский». У трапа стоял часовой, который преградил дорогу откинутым штыком.
– Ну, чего пугаешь? – сказал Сережка. – Не маленький…
– Тебе кого, чешуенок?
– Капитана. А что?
– Капитан в таможне, – отрезал матрос. – Проси старпома – тогда пущу.
– Ну, давай к старпому.
– Сигай в тот люк…
Старпом оказался похожим на барона Мюнхгаузена – именно таким его изображают на картинках в детских книжках. Сам длинноногий, тощий, усы взъерошены, глаза навыкате…
– Поди-ка сюда, – поманил он Сережку пальцем.
Едва Сережка доверчиво приблизился к нему, как моряк сразу же больно схватил его за локоть:
– По глазам вижу – ты получил паспорт.
– Да.
– И живешь в Мурманске?
– Да.
– И хочешь, чтобы я тебя принял на корабль?
– Да.
– И будешь делать все?
– Да.
– И даже согласен чистить картошку?
– Конечно.
– Все ясно, – огорчился старпом. – До чего же вы неоригинальный народ! Все, как один, отвечают одинаково. Увы, юноша, вы должны меня извинить, но вам не придется быть моим коллегою…
Моряк развернул Сережку к себе спиною, поддал коленом под зад и коротко крикнул:
– Вон!
– Ой, – сказал Сережка.
– Вы что-то изволили сказать? – любезно осведомился моряк.
Сережка, потирая ушибленное место, расхохотался прямо в лицо старпому:
– А это здорово! Крепко вы мне дали…
– Вам понравилось? – удивился моряк.
– Да, – ответил Сережка, – это вы мне понравились. Я так думаю, что мне будет приятно служить под вашим командованием. А отступать я не люблю… Итак – до завтра!
Море… Оно шумело совсем рядом, такое близкое и такое недоступное. Больше всего на свете Сережка любил море. Оно прочно входило в его дом, становясь для всей семьи верной, хотя и не укатанной дорогой, по которой прошли его прадед, дед и отец. О море напоминало все: штормовые плащи отца, в складках которых засохли комки голубоватой соли, комната матери, заставленная аквариумами с морскими животными, разговоры моряков, тянущиеся далеко за полночь, – от этих разговоров всегда хотелось встать, покинуть дом и идти навстречу ветрам, шквалам, просторам.