Оккультисты Лубянки
Шрифт:
Начальное образование Александр получил в родном городе, где окончил 8-летнюю гимназию. Произошло это, по-видимому, в 1898 г., если предположить, что учиться он начал в 9-летнем возрасте, как это было принято в дореволюционной России. (В той же гимназии до него обучался Иван Бунин.) Затем он отправился в С-Петербург, где вновь поступил в гимназическое училище, [37] в котором проучился еще три года. Этот факт вызывает некоторое недоумение. С.А. Барченко в биографическом очерке, посвященном своему отцу, намекает на какие-то «семейные неурядицы», заставившие A.B. Барченко «очень рано покинуть Елец и с тех пор во всем полагаться на присущую ему сноровку да сообразительность». [38] Означает ли это, что Александр поссорился с отцом и бежал из дома, — извечный «конфликт поколений»? Правда, в этом случае 17-летний юноша едва ли смог бы совершенно самостоятельно поступить в столичную гимназию, хотя бы потому, что обучение в ней было платным. (Своекоштные пансионеры платили 400 руб. в год и кроме этого 50 руб. за обмундирование.) Поэтому логичнее предположить, что Василий Ксенофонтович сам отвез сына в Петербург, где поместил в одну из лучших гимназий в городе — С.-Петербургскую 2-ю, с тем чтобы тот прошел несколько последних классов для подготовки к поступлению в высшее учебное заведение. А такие намерения, как мы увидим далее, у Александра действительно имелись.
37
Сведения об обучении А.В. Барченко в гимназиях в Ельце и С.-Петербурге мною взяты из справочного издания: Список студентов, посторонних слушателей и учениц Повивального института Казанского университета. 1902–1903. Казань, 1902. С. 200.
38
Барченко С.А. Время собирать камни. Там же. С, 29.
С.-Петербургская 2-я гимназия находилась в самом центре города, позади Казанского собора, в доме № 27 по Казанской улице. Основанная в 1805 г., она считалась старейшей среди столичных заведений подобного типа. При гимназии имелся пансион для приезжих, в котором, вероятно, и поселился Александр Барченко, не имевший в столице ни родственников, ни знакомых. Обучение в гимназии было строгим — за дисциплиной учащихся и поддержанием внешнего порядка следили директор гимназии Капитон Иванович Смирнов (слывший убежденным сторонником классической системы графа Толстого), инспектор А.Д. Щепинский и классные наставники. Впрочем, к концу 1890-х гг. гимназический режим стал заметно ослабевать благодаря некоторым нововведениям директора, который, например, разрешил учащимся старших классов курить в особой курительной комнате. (Правда, для этого требовалось письменное согласие родителей.) Александр Барченко появился в гимназии в тот момент, когда в ее руководстве произошли перемены — вышел в отставку по причине перенесенного паралича директор К.И. Смирнов, исполнявший эту должность почти четверть века, а инспектор А.Д. Щепинский перевелся в Архангельск. На их место заступили А.И. Давиденков и Е.С. Герасимов. 1898 учебный год гимназия начала уже под руководством Давиденкова, который тут же принялся искоренять «вредные нововведения» своего предшественника. Однако он мало преуспел в этом. Что касается предметов, то упор по-прежнему делался на дисциплинах, составляющих основу классического образования (Закон Божий, русский язык, математика, физика, география, древние и новые языки — латынь, греческий, немецкий и французский). Впрочем, при Давиденкове стала более усиленно преподаваться математика и было введено обязательное внеклассное чтение русской литературы. Кроме этого учащиеся занимались «ручным трудом», для чего в гимназии имелись переплетные станки, а также принадлежности для выпиливания из дерева.
Для наглядности расскажем, как проходил обычный учебный день во 2-й гимназии того времени.
6.30 — подъем; воспитатель дает первый звонок, чтобы разбудить пансионеров.
6.45 — второй звонок.
7 ч, — умывание, оправка.
7.10 — утренняя молитва. После нее ученики идут пить чай в столовую. Чаепитие продолжается 15–20 минут. Буфетчик раздает мелкий сахар из особой мерки; тут же служители разливают чай по кружкам, а воспитатель раздает булки — старшим ученикам 5-копеечную, а младшим по 3 копейки, попроще. После чая все идут в учебные «камеры» и в классы для утренних занятий, которые продолжаются с 7.30 до 8.15.
8.15 — звенит звонок и занятия кончаются. Воспитанники убирают в свои шкапчики книги и идут гулять во дворе, а помещения, где они занимались, проветриваются и убираются служителями. Вскоре начинают подходить «приходящие» гимназисты, те, кто живет в городе.
В 9 ч. начинаются классные занятия. После 5 уроков «приходящие» расходятся по домам, кроме оставленных на лйшний час за какую-либо провинность.
С 14.30 до 15.30 — время отдыха. Воспитанники гуляют во дворе (или даже уходят в город), беседуют и играют в различные игры, чаще всего в мяч, если позволяет погода, — в моду входит английская игра «футбол». В непогоду играют в комнатные игры (шахматы, шашки, гусек). В это же время пансионеров могут посещать родные и знакомые, вызывая их через швейцара в приемную.
В 15.30 (при инспекторе Е.С. Герасимове в 16.30) начинается обед, который продолжается до 17 ч. За каждым столом размещается по 10 человек. Один из них — старший, «хозяин стола». Он разливает суп и раскладывает по тарелкам второе блюдо. Вместе с воспитанниками обедают и два воспитателя. Обед состоит из двух блюд; по праздникам бывает третье — пирожное. После обеда — 15-минутная «рекреация».
С 17.15 до 20 ч. — приготовление уроков с перерывом (18.45–19.00). Воспитатель помогает ученикам.
20 ч. — чай.
20.45 — вечерняя молитва в Казанской камере, при этом молитвы читаются по очереди. При наличии среди пансионеров хороших певцов («певчих») молитвы «Отче наш», «Богородице», «Спаси Господи люди твоя» не читаются, а поются.
После молитвы младшие идут в свою спальню, а старшие возвращаются в свою «камеру», где занимаются до 22-х, а иногда (учащиеся 8-го класса) и до 23 часов. [39]
В воспитательном отношении пансионерам настойчиво прививалось чувство порядка. Как отмечал в памятной книге о 2-й гимназии один из ее преподавателей П.К. Тихомиров, их приучали «следовать в своем образе жизни строгому, определяющему каждый их шаг, режиму, а в своей внешности — блюсти опрятность и чистоту». С внутренней стороны им «внушались чувства добра и правды, вежливости в обращении со старшими, друг с другом и со служителями…». [40]
39
См.: Историческая записка 75-легия С.-Петербургской 2-й гимназии. Ч. 1–3. СПб, 1880–1905. Ч. 3. С. 109–113.
40
Там же. С. 115.
Время от времени в гимназии проводились различные внеклассные мероприятия, что особенно оживляло довольно однообразный быт пансионеров. Специально приглашенные лица или сами преподаватели (чаще всего это был учитель физики Г.И. Иванов) выступали с познавательными лекциями, сопровождавшимися демонстрацией «туманных картин» (т. е. диапозитивов). Так, в 1898–1901 гг. Барченко имел возможность прослушать лекции о путешествиях Нансена, об Альпийских и Кавказских горах, об Абиссинии, о Солнечной системе и строении Земли, о землетрясениях и вулканах, о кометах и тд. Шмназисты также совершали образовательные экскурсии по окрестностям Петербурга. Кроме этого устраивались ученические музыкально-литературные вечера, коллективные читки пьес известных драматургов (например, читали комедии А.Н. Островского). В 1898 г. в гимназии возник любительский оркестр балалаечников — по примеру необычайно популярного в ту пору оркестра русских народных инструментов В.В. Андреева. А годом позднее гимназия торжественно праздновала столетие со дня рождения А.С. Пушкина.
Мы не случайно так подробно останавливаемся на гимназических годах Барченко, ибо многое из усвоенного им в тот период — в стенах С.-Петербургской 2-й гимназии — он возьмет во взрослую жизнь и с успехом использует при создании своего «трудового братства».
Александр Барченко окончил гимназию весной 1901 г. Вместе с ним ее окончили еще 40 человек, среди которых было шестеро медалистов — двое золотых и четверо серебряных. [41] В том же году он поступил в Военно-медицинскую академию, в которой, правда, проучился только один академический год. Затем перевелся на медицинский факультет Казанского университета, где слушал лекции два года (в 1902–1904 гг.), а оттуда в Юрьевский (бывш. Дерптский, ныне Тартуский) университет. Здесь его занятия продолжались лишь один семестр — до начала 1905 г. [42] К этому времени Барченко уже обзавелся семьей — жену звали Александра Шубина (р. 1880), и от нее в 1904 г. у него родился сын, которого назвали в честь отца Барченко Василием. Брак этот, однако, вскоре распался, и жена с сыном уехали в Москву. [43]
41
Там же. С. 356.
42
См.: Список студентов… 1902–1903. Казань, 1903; 1903–1904. Казань, 1904. В этих изданиях содержится краткая справка о полученном Барченко образовании, согласно которой он состоял студентом Военно-Медицинской академии с 1 сентября 1901-го по 25 мая 1902 г., в Казанский университет поступил 20 августа 1902 г. Об обучении его в Юрьевском университете см.: Личный состав Императорского Юрьевского университета за 1904–1905 гг. Юрьев, 1905. В этом справочнике указан номер студенческого матрикула Барченко (№ 19917). В составленной много лет спустя краткой биографической записке Барченко почему-то назвал лишь два последних университета, в которых ему довелось учиться, — Казанский и Юрьевский, утверждая, что слушал там лекции два с половиной года. См.: ЦГА СПб. Ф. 2990. On. 1. Д. 103. Л. 5 (заявление А.В. Барченко в правление Педагогической академии, 14 апреля 1919 г.).
43
Сообщение И.В. Барченко, сына упомянутого выше В.А. Барченко. 45 См.: Янсен Э. О революционном движении среди тартуских студентов в конце XIX и начале XX веков // Ученые записки Тартуского университета. 1954. Вып. 35. С. 28.
Таким образом, в течение трех лет Барченко трижды менял альма-матер. Это его «непостоянство» скорее всего можно объяснить материальной нуждой — отец не помогал ему деньгами, и Александру, очевидно, приходилось зарабатывать — чтобы содержать семью и оплачивать учебу — в вакационное время, как это делали другие необеспеченные студенты. Существовала, правда, возможность получить освобождение от платы за обучение, но этого было нелегко добиться, как свидетельствует учившийся в Юрьеве в те же годы знаменитый в будущем хирург Н.Н. Бурденко.
Свой уход из Юрьевского университета сам Барченко объяснял «неимением средств», но была, как кажется, и еще одна причина — русская революция. В начале 1905 г. студенческие волнения охватили многие университетские города России, в том числе и Юрьев, этот главный научно-просветительский центр Лифляндской губернии, «Афины на Эмбале». В городе происходили массовые демонстрации, звучали революционные песни и лозунги, призывавшие к свержению самодержавия и созыву Учредительного собрания. В этой обстановке занятия в университете в 1-м семестре 1905 г. не начались в положенный срок, и начальство было вынуждено официально объявить о закрытии университета. Здесь напрашивается вполне уместный вопрос об отношении студента-медика Барченко к революции. Два десятилетия спустя, в 37-м, на допросе у следователя, припоминая «революционные годы» в Юрьеве, Александр Васильевич откровенно заявит, что принципы «общечеловеческого», «абсолютной морали» и т. д. ему были «несоизмеримо ближе и понятнее, чем классовая сущность происходивших революционных событий». «Это отклоняло меня от связей с левым студенчеством и толкало к общению с совершенно чуждой революции средой». [44]
44
Барченко С А Время собирать камни. Там же. С. 14.