«Оккультный Рейх». Главный миф XX века
Шрифт:
Джонс: Одну минуту. Я задам Вам вопросы по этому поводу через минуту, сейчас я хочу, чтобы Вы попытались вспомнить об опытах по превращению морской воды в питьевую. Вы помните конференцию, на которой присутствовали представители Военно-воздушных сил и военно-морского флота? Это единственное, о чем я прошу Вас говорить в данный момент. Вы сможете дать свои объяснения позднее.
Зиверс: Я сказал, что вспоминаю совещание, которое состоялось у доктора Гравица, а также другое совещание, которое состоялось позже в Дахау с представителями Военно-воздушных сил.
Джонс: Я прошу, чтобы Вы попытались вспомнить, так как это очень важный
Зиверс: Мне кажется, что представитель военно-морского флота при этом не присутствовал.
Джонс: Знаете ли Вы доктора Лауренца, который связан с подводными лодками в Киле?
Зиверс: Нет, его я не знаю.
Джонс: Было ли решено в связи с этими опытами с морской водой использовать цыган для этих экспериментов?
Зиверс: В этой связи я должен продолжить свое начатое выше объяснение, так как это имеет решающее значение. Доктор Плетнер отказался продолжать опыты над людьми, и Гиммлер этого не требовал от него. Поэтому Гравиц получил задание заняться этим вопросом. Это свидетельствует о том, что, когда должны были ставиться опыты над людьми, согласие врача явилось необходимым условием. Гравиц сообщил, что представитель Военно-воздушных сил, в частности какой-то профессор из Вены, ходатайствовал о том, чтобы ему были предоставлены заключенные. Может быть, при этом говорилось и о цыганах, которых можно использовать для опытов с морской водой. Я не знаю подробностей относительно того, как ставились эти опыты. Тогда только поступил приказ о том, чтобы поставить химические и физиологические опыты, а для этих опытов нужно было предоставить на три недели две комнаты в Энтомологическом институте доктора Мейя, где затем работали врачи из Военно-воздушных сил.
Джонс: В Дахау был штаб, который занимался этим. Он состоял из начальника, трех медиков-химиков, одной помощницы-женщины и трех унтер-офицеров для экспериментов с морской водой для Гравица, не так ли?
Зиверс: Да, это все вполне возможно, ибо этот штаб подчинялся Гравицу и его распоряжениям, о выполнении которых я ничего не знал. Мы просто предоставили им помещение, а в остальном распоряжался Гравиц.
Джонс: Теперь я хочу, чтобы Вы вернулись к своему дневнику, запись от 14 апреля: «Политический отдел. О побеге Пахолегга». Этот заключенный Пахолегг бежал. Не так ли?
Зиверс: Да, он, во всяком случае, исчез.
Джонс: Зачем Вы обратились в политический отдел по этому поводу?
Зиверс: Потому что под конец я был вместе с Рашером и Пахолеггом в Форальберге, и меня упрекнули в том, что я якобы способствовал побегу. Речь идет об этой истории с арестом, когда…
Джонс (перебивая): Вы, должно быть, очень беспокоились, когда бежал Пахолегг, так как он знал очень много подробностей о Вашей работе, не так ли? Вы, должно быть, очень хотели, чтобы его поймали?
Зиверс: Я лично был очень обеспокоен, потому что нетрудно вообще представить себе, что произошло бы со мной, если бы было доказано, что я, как утверждали некоторые, способствовал его побегу, ибо Пахолегг был посвящен во многое.
Джонс: Если Вы посмотрите на запись от 23 мая, Вы увидите, что у Вас была конференция с имперским врачом Гравицом, с Поппендиком и Плетнером. Затем у Вас было «разделение работы с доктором Шиллингом». Затем, во второй половине дня, у Вас было двухчасовое совещание с Плетнером. Это было в отношении экспериментов по превращению морской воды в питьевую, не так ли?
Зиверс: Нет. Речь шла о том, чтобы Плетнер совсем отошел от Шиллинга. Он подал резкую жалобу о методах работы Шиллинга и заявил, что не хочет больше с ним работать. Он был прикомандирован туда как врач, состоявший в войсках СС.
Джонс: У Вас самого, по-моему, должны были быть тогда угрызения совести в связи с использованием заключенных, так как Ваше собственное положение было весьма щекотливым.
Зиверс: Я тогда не впервые вступил в конфликт со своей совестью. Я почувствовал угрызения совести гораздо раньше и поэтому, вследствие предъявленных сейчас документов и выдвинутых при этом против меня лично обвинений, я вынужден просить Трибунал разрешить мне сделать личное признание, дать принципиальное объяснение.
Председатель: Трибунал считает, что Вы можете говорить в этом отношении все, что хотите.
Джонс: Я бы хотел заявить, милорд, что у меня есть другие вопросы, которые я хочу задать этому свидетелю.
Председатель: Вы можете сначала задать ему эти вопросы.
Джонс: Если он хочет оставить свое заявление на конец допроса, он может так поступить, но мне было бы удобнее, чтобы он сейчас сделал свое признание. Я предоставляю Суду решить этот вопрос.
Председатель: Пусть он сделает заявление сейчас, в таком случае.
Джонс: Хорошо, милорд. (К свидетелю.) Тогда, свидетель, Вы сейчас сделаете свое признание Трибуналу?
Зиверс: На Комиссии 27 июня в Нюрнберге я должен был, отвечая на вопросы, давать показания, относящиеся к делу. Так как меня неоднократно просили в своих высказываниях быть очень кратким, я ограничился только самым существенным и при этом не говорил о себе лично и о своем отношении к данным вопросам. Как я теперь вижу, это привело к тому, что достоверность моих показаний подвергается сомнению и мне инкриминируется, что я сам участвовал в проведении этой исследовательской работы и что поэтому я якобы не хотел говорить правды. Поэтому теперь, после того как выяснено положение вещей, я хочу лично оправдаться.
Я вступил как в партию, так и в СС только как видный член тайной организации движения Сопротивления, получил от нее задание. Именно определенный пост в «Аненербе» предоставлял нам возможность вести подпольную работу против нацистской системы.
Джонс: Свидетель, когда Вы сказали «движение Сопротивления», я не совсем Вас понял. В каком «движении Сопротивления» Вы участвовали?
Зиверс: Я имел в виду тайную организацию, возглавлявшуюся доктором Хильшером, который был арестован в связи с событиями 20 июля, задержан гестапо и просидел в тюрьме продолжительный срок. Я поэтому неоднократно протестовал против этих экспериментов, что привело к тому, что Гиммлер издал распоряжение, ставшее известным из документов также и здесь. Согласно этому распоряжению, сопротивление, оказываемое проведению этих экспериментов, рассматривалось как измена родине, а это означало смертную казнь. Между прочим, он заявил мне, что никто не требует от меня проведения этих опытов, за которые он один несет ответственность, что, кстати сказать, такие опыты над людьми, как я и сам впоследствии читал, ставились в медицине неоднократно и что их нельзя избежать. Об этом свидетельствуют ставшие известными опыты над людьми, проводившиеся в 1900 году Дитом и позже Гольдбергером в Америке. Несмотря на это, мои угрызения совести…